Цену жизни спроси у смерти

Очкарик не сдавался.

– Откуда я знаю, что вы тут понасочиняли? – бубнил он, протягивая руку за протоколом. – Не могу же я ставить свою подпись под чем попало?

– Убери лапу!

Линейка с коротким посвистом плашмя обрушилась на ладонь упрямца. Протокол выпал из разжавшихся пальцев, и Громов решил прийти на помощь и без того затурканному очкарику. Судя по выражению лица допрашиваемого, всенародно любимый сериал про улицы разбитых фонарей навсегда лишился одного из своих зрителей.

– Работаем? – полюбопытствовал Громов, прислонясь плечом к дверному косяку.

Когда милиционер поспешно разворачивался к нему на своих кривых ногах, Громову показалось, что косолапит он сильнее, чем во время утреннего знакомства.

– Ты? – спросил Журба. Его глаза напоминали два голубиных яйца, на которых кто-то шутки ради намалевал два кружочка – расширившиеся до предела зрачки.

– Неужели я так сильно изменился? – притворно удивился Громов в свою очередь.

– Да нет. – Журба постепенно овладел собой, хотя смех у него получился довольно-таки сдавленный, вымученный. – Просто не ожидал увидеть тебя так скоро. Ты же вроде собирался…

– Мужика отпусти, – перебил его Громов. – Разговор есть.

Пока Журба подписывал очкарику пропуск и выпроваживал его за дверь, Громов бегло осмотрел кабинет, в котором под видом капитана милиции трудился бандитский прихвостень и убийца молоденьких девушек. Все, от грязной банки с заскорузлыми остатками пищи, до пепельницы, переполненной вонючими окурками, вызывало отвращение. Даже солнечный свет за годами не мывшимся окном был тусклым и каким-то грязным. Картину довершали наручники. Один браслет был пристегнут к трубе парового отопления, а второй висел пустой в ожидании очередной жертвы. Наручники не сразу бросались в глаза. Как верно было подмечено кем-то в песне: наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна.

– Надеюсь, ты не очень шокирован, майор? – спросил освободившийся Журба, потирая с неприятным шорохом руки.

– Чем именно? – Громов сосредоточенно разглядывал милицейскую линейку с таким видом, словно намеревался ею что-то измерить.

– Ну, – Журба помялся, – тем, как я обошелся с этим умником Рожковым. Но, понимаешь, у нас тут свои методы…

– У нас тоже свои. – Это прозвучало очень и очень многозначительно.

Так и не дождавшись продолжения, Журба потоптал немного истертый линолеум переминающимися подошвами, после чего звучно кашлянул и неизвестно для чего сообщил:

– Вот так, значится, и работаем.

– Работаете? – не поверил Громов.

Он почему-то опять перешел на «вы», что Журбе совершенно не понравилось. Ему смутно помнилось что-то сказанное майором по этому поводу. Так и не взяв в толк, что именно, он подтвердил:

– Работаем.