Вот ты сейчас не хочешь со мной делиться своим капиталом так же, как с тем майором, но придется. Ты пытался увильнуть от него, но он тебя нашел на Красной горе и заставил отвалить себе более килограмма золота и камушков. Может быть, тебе напомнить, что вы тогда с ним пили? Или до тебя дошло уже, что я не ловлю на понт, а напоминаю истину? Твоя попытка начать со мной торговлю ничем хорошим для тебя не кончится. Мы сейчас можем уйти, взяв с собой все твои ценности, даже оставив для лишней статьи УК твою «дуру» и по телефону сообщим в КГБ или в ментовку, чтобы они приехали сюда и забрали военного преступника, изменника Родины Пуштренко Филиппа Ивановича, скрывающегося под именем Рокмашенченко Ипполита Тарасовича, а это для тебя, между прочим, уже дополнительная статья УК.
Обрати внимание: мы им о тебе еще кое-что сообщим, чтобы от вышки ты не увильнул. Хотя, наверное, у них и без нас на тебя компры хватает. Повезут тебя на родину твоих предков, а там свидетелей твоих художеств более чем достаточно.
За оказанную помощь менты еще спасибо скажут, но мы его ждать не будем, а умотаем туда, откуда прибыли. Конечно, они нас искать не будут, а займутся таким жирным гусем, как ты, — Савельевич снисходительно похлопал Рыбу ладонью по щеке. — В тебе столько сала, что до расстрела не успеешь его полностью согнать.
Пуштренко-Рокмашенченко стало страшно за свою жизнь. Беспощадная и жестокая правдивость слов грабителя смертельным гнетом давила на него, он понял, что играть в прятки с вымогателем бесполезно.
«Они обладают точной информацией обо мне. Если они действительно дают мне шанс сохранить жизнь, то дальнейшее отпирательство не в моих интересах», — тоскливо подумал Рыба.
— Сколько вам надо бабок, чтобы вы оставили меня в покое? — страдальчески выдавил он из себя согласие на предложенную сделку.
— Все, что у тебя есть в наличии! — нагло потребовал Савельевич.
— В детстве тебя, наверное, забыли научить скромности, — ехидно заметил Рыба.
— Где уж там, если мы с тобой в одной дерьмовой школе учились, — с усмешкой парировал Савельевич, почувствовав, что противник начинает сдавать позиции.
— Отдав наличность, я останусь совсем голый, — обиженно возразил Рыба.
— Такие «голые», как ты, на Западе еще открывают ювелирный магазин, да и бабок у тебя от продажи дома с машиной хватит до конца жизни.
— Ты накопи свое, а потом уж считай чужое, — зло пробурчал Рыба.
— Нам твоего ничего не надо. Ты отдай нам то, что чужое когда-то прилипло к твоим рукам.
— То, что прилипло к моим рука, как раз вложено в дом и машину, — хмуро пояснил Рыба.
Савельевич, заметив попытку Рыбы вновь вступить с ним в спор, пренебрежительно махнул на него рукой.
— Последний раз предлагаю: давай не будем торговаться и обманывать друг друга. Я не член военного трибунала, а ты пока не подсудимый. Мы с тобой оба мошенники. Сегодня мне повезло обмануть тебя, а завтра ты таким же макаром обманешь кого-нибудь другого.
Понимая беспомощность Рыбы, уверенный в своей победе, Савельевич позволил себе улыбнуться.
Увидев его улыбку, Рыба подумал: «Идиот, как он издевается надо мной! Еще бы, в его руках сейчас все козыри».
— Если я сейчас откуплюсь от вас, то где гарантия моей безопасности в будущем? Не попытаетесь ли вы завтра вновь меня подоить или, еще проще, выдать чекистам?
— Твоя тревога в этом плане напрасна, и я сейчас объясню почему. Мы совершили на тебя сейчас разбойное нападение, за которое мало не дают, а поэтому больше мы так рисковать не намерены. По этой причине не в наших интересах распространяться о своем подвиге. Второй раз ты себя доить нам не позволишь, да нам и совестно будет обижать своего благодетеля.