Схватка оборотней

22
18
20
22
24
26
28
30

На другой день после состоявшегося разговора Виктор, подойдя к Савельевичу, спросил:

— О чем я вчера тебе по пьянке трепался?

— Тебе надо пересказать? — язвительно поинтересовался Савельевич.

— Не поленись вспомнить наш разговор, ибо это не только в моих интересах, — с угрозой в голосе потребовал тот.

«Если я ему не отвечу, то он может меня где-нибудь под кустом втихаря прихлопнуть», — испуганно подумал Савельевич.

— Ты мне говорил о своих родителях, которых раскулачили и сослали в Сибирь, Как много было у вас своей земли и так далее, и все на одну и ту же тему. У тебя по пьянке, кроме как о своем счастливом детстве, другого и разговора нет, — стараясь не выдать своего страха, с безразличием в голосе утешил его Савельевич.

— Ты не поленись и постарайся вспомнить все, о чем я тебе трепался.

Савельевич, как бы вспоминая беседу, которая его нисколько не интересовала, пренебрежительно фыркнул:

— Вспомнил, как ты говорил, что изнасиловал дочку работника… Да разве весь разговор вспомнишь. Я ведь вчера тоже капитально наклюкался, а поэтому всего не помню. Но категорически могу заявить, что ты мне ничего не давал и я тебе ничего не должен, — подыгрывая Виктору, твердо заверил его Савельевич.

— Если я тебе трепался только о своем счастливом детстве, то все хорошо, — наконец повеселев, перестал пытать его Виктор.

По поведению Виктора видно было, что у того на языке застрял еще один вопрос, но задать его он не решается.

«Я знаю, почему ты крутишься вокруг да около, а прямо не задаешь свой главный вопрос. Ты сейчас хотел бы спросить, не говорил ли мне о Рыбе и его золоте? Только ты мне такой вопрос не задашь, так как, задав его, ты откроешь мне тайну, если ее вчера еще не открыл, а если даже и открыл, а я забыл о ней по пьянке, то, благодаря тебе, могу сейчас вспомнить и даже разгласить. Дорогой Витенька, твои проблемы я не собираюсь решать, — злорадно думал Савельевич. — Но теперь мне надо тебя остерегаться, потому что тебе легче меня похоронить, чем постоянно думать и бояться того, что разгласил мне свою тайну».

Такой неутешительный вывод поверг Савельевича в уныние. После этого он старался как можно реже общаться с Виктором, стал его остерегаться.

И вот прошло столько лет, столько воды утекло — и вдруг такая неожиданная встреча.

«Если бы я сейчас увидел Рыбу жалким нищим или калекой, то, возможно, не пожалел дать ему милостыню в три-пять рублей, — со злобой и завистью подумал Савельевич. — Но он по-прежнему наверху, как и прежде, в благополучии, а значит, при своих капиталах, тогда как мне приходится перебиваться на пенсию в 132 рубля, а на таких капиталах месяц не покутишь и в санаторий не поедешь здоровье поправлять.

Я из-за Рыбы просидел в колонии 12 лет. Они вычеркнуты из моей жизни грубой рукой времени, и их мне больше никогда не вернуть. Только благодаря молодости и здоровью, которое передалось по наследству от родителей, я выжил и живу. Пускай теперь Рыба мне заплатит за годы мучений и унижений.

Я встретил того человека, который является для меня единственным шансом осуществить свою мечту — разбогатеть, а поэтому я его не должен упустить», — так думал Савельевич, пробираясь в толпе болельщиков к выходу со стадиона следом за Рыбой.

Савельевич отлично понимал, как он провинился перед Родиной. Но, обвиняя других в допущенных им ошибках, понимая свою необъективность, он еще больше ожесточался против Рыбы. Так было легче думать и принимать решение.

Он растерялся от обилия разных версий, подхода к Рыбе, но какая из них самая реальная и как ее претворить в жизнь, он еще не додумался. Для этого нужно было время, которого у него сейчас не было.

«Открыто схватываться с Рыбой — бесполезная для меня затея, так как при его здоровье и способностях он мне открутит голову раньше, чем я успею что-либо предпринять. Завтра же он забудет, где ее выбросил, — с пробуждающимся страхом думал он. — С Рыбой надо обращаться очень осторожно, чтобы преждевременно не вспугнуть, и вступать с ним в борьбу только тогда, когда будут исключены все неожиданности».