Ольга в голос ахнула.
— Николай!?
— Да, вышли тут две девчонки, цыганочки, плачут, и матерятся. Говорят, что ее тут не было и нет, и они убьют эту суку, если только увидят ее.
— Хорошо, тогда продиктуй им мой номер, пусть позвонят, как только узнают, где она живет на самом деле. Объясни им, зачем мне это надо.
"Вот наглая! — Подумала Ольга, кладя на стол трубку. — Засадила братца, да еще и прописалась в его доме после этого. То есть, до этого. Сучка черноглазая!"
Астафьеву так же досталось на том же самом совещании от Попова.
— Пока следствие занималось этой цыганкой, оно могло спокойно довести до суда дел десять! — Внушал он на совещании начальников отделов. — А теперь мы имеем пшик и ничего больше.
— Мы дожмем ее, — пообещал Юрий. — Да и вообще — какие проблемы, дело то в прокуратуре.
— Да, но, сколько вы по нему работали? А теперь ваш отдел не перекроет прошлогодние показатели.
В этот же день, в два часа, после получасового рассмотрения судья Куликова согласилась с выводами прокуратуры и ОБНОНа и постановила арестовать Николая Романовича Зубаревского сроком на три месяца.
К вечеру в третьем отделении милиции собрались все, кто работал по риэлтерским делам. У каждого была своя задача, и каждый выполнил ее как смог.
— Из двух Плициных показание смог дать только этот, Сашка, — доложил Шаврин.
— Это, которому Михалыч челюсть сломал? — удивился Колодников.
— Ну да.
— Это как?
— А я ему надиктовал текст показаний, тот согласился, кивнул головой, и все подписал.
— Хорошо. А этот, второй.
Шаврин безнадежно покачал головой.
— Этот лежит мешком. Он не в коме, но постоянно теряет сознание, под себя ходит. Короче — мужики перестарались.
— Ну, Мысин! Вот выберется он из своей Синевки, получит выговор.