Черный риэлтер

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что ж они его, забрать с собой не могли?! — якобы разозлился Косарев. — А кто это говорит?

— Да вот, соседка напротив. Она за ним видно, присматривала, — хозяйка коротко хихикнула, — наверняка поджениться хотела, да квартиру эту отхватить, для детей. Да только не вышло у ней.

— А может, у ней, что и осталось от нашего дядюшки? — радостно оживился Косарев. — Письма там разные, фотографии.

— Пошли, сходим, — согласился второй «племянник».

Невольную рекомендацию операм дала новая хозяйка квартиры главной свидетельнице.

— Нин, — сказала она, когда та приоткрыла дверь, — это племянники твоего соседа, этого, повесившегося.

— Ой, неужели Толик и Витя?! — восхитилась та, пропуская их в дверь. По возрасту она была ровесницей своей соседки. — Проходите на кухню. Вы, значит, все же с Севера приехали?

— Ну да, — не моргнув глазом, подтвердил Косарев, — приехали дядьку попроведать, а тут вот такая история. Его уж, оказывается, и на свете нет.

— Ой, как нам всем жалко Анатолия Ефремовича! Такой симпатичный был мужчина, спокойный, не пьющий. А то, что временами он начинал заговариваться, ну с кем этого не бывает. И тут вот раз — и повесился.

— А, правда, что в тот день к нему врачи приезжали? — спросил Мазуров.

— Да-да, были, аж трое. Один пожилой такой, солидный, высокий. Второго я знаю, он у нас раньше в цехе грузчиком работал, Мишка Ковальчук — здоровый парень! Вон, как шкаф мой, таких же размеров. Он как от нас ушел, это в году девяносто первом, как эта вся херота в стране началась, и наш завод накрылся, так он в психушке и пристроился.

— А третий кто был? — оборвал ее Косарев.

— Да, малый такой парень, я и не помню его. Серый он какой-то. Помню только, что он как раз под мышкой Мишки проходил, тот дверь открыл, у нас железная же, а тот прошел, не пригнувшись. Я еще так посмеялась.

— А они не хотели в тот день дядю забрать с собой? В диспансер? — спросил Косарев.

— Да нет. Кто ж знал, что так вот все будет? Я же буквально через полчаса начала стучаться к Анатолию Ефремовичу, — она чуть задумалась, — да нет, даже через двадцать минут, как раз сериал кончился. А он не открывает. Я ему звонить по телефону — тоже ничего. Я подумала, что у того с сердцем что-то. Оно у Анатолия Ефремовича прибаливало, и часто. К перемене погоды, с волнения какого, прихватывало его. Ну, тут уж я подняла шум, вызвали слесаря, участкового, открыли, а он висит, бедненький.

— А где он висел? — спросил Мазуров.

— А, в зале, прямо на люстре. У него люстра была старинная, помните?

— Ну, как же!

— Семейная реликвия, — согласились на два голоса «племянники».

— Вот на ней он и висел. Она же тяжелая была, настоящий хрусталь. Вот он ее и укрепил так, что она и не только свой вес, но и его еще выдержала.