— Ага, как же сам! Как в том старом анекдоте, помнишь: шел по улице, поскользнулся, упал на нож, потом поднялся, упал снова. И так сорок три раза.
Он еще раз внимательно осмотрел голову старика, и отрицательно покачал головой.
— Нет, это не стол тут сыграл. Форма раны совершенно другая. Тут след тупого удара в висок, а у стола острый должен бы остаться. А кровь, — он махнул рукой, — её и намазать можно.
После этого он расстегнул тулуп старика, задрал рубашку, и хмыкнул.
— И перед этим кто-то хорошо его стебанул по туловищу. Вон, какой синяк красивый на грудине. Мощный был удар, даже тулуп прошиб.
Он присмотрелся к нему, снова хмыкнул.
— Интересный синячок. Фигурный.
Все так же поняли, что синяк какой-то необычный, продолговатый и словно вязанный из узлов. Но Крылов тут же предложил свою версию.
— Видел я раз такой след. Знаете, что оставляет такие длинные, прерывистые синяки? Кастет.
— Ясно. А когда его, хоть примерно, убили? — спросил Андрей.
— Тут всегда было так холодно? — в свою очередь спросил медэксперт.
— Да нет, мы, когда вошли, терпимо было, печь вон, теплая еще. Это Пашка десять минут назад все окна тут расхлебенил, мерзавец!
Эдик потрогал пальцем тело старика, прикинул что-то в уме.
— Давно он помер. Ночью, или даже вечером еще. Он остыл совсем.
Потом он разогнулся, и высказал еще одно свое предположение.
— Что еще могу сказать — тот, кто наносил этот удар был левша. Пробит правый висок старика. И если это был не кастет, то что-то очень-очень похожее. Ну — остальное завтра, сами знаете где.
— Спасибо, Эдик.
К концу работы криминалистов в ограду вошел Демин. Лицо участкового было озабочено.
— Верка из сорокового дома, торговка паленкой, говорит, что дед приходил к ней в последний раз в девять вечера, купил два пузыря водки.
— Водки там нет, — припомнил Колодников.