– Ага. А молол языком: «Прощайте!.. Какой из меня православный», – сварливо проворчал я и в сердцах добавил: – Дурень старый!!!
– Простите, не понял?! – вежливо удивился командир группы.
– Это так, личное. Вам знать необязательно, – махнул рукой я и нажатием кнопки вновь закрыл отсек с овчарками. – В больницу к Логачеву поеду обязательно. Нам есть о чем побеседовать, да и медпомощь мне не помешает. Но сперва свяжусь с генералом и пристрою своих бойцов куда-нибудь в приличное место. До следующего задания. А то содержали их, прости Господи, как последних преступников!..
ЭПИЛОГ
10 января 2007 года.
Секретная больница генерала Нелюбина
Дожидаясь, пока Логачев завершит очередную беседу с отцом Владимиром, исповедуется и причастится, я устроился в комнате отдыха для ходячих пациентов, неторопливо потягивал охлажденный апельсиновый сок из стеклянного бокала и рассеянно созерцал мозаику на стене, изображающую цветущий летний сад. Сам я причастился двадцать минут назад (Васильич, как всегда, пропустил меня вперед) и чувствовал себя… Нет! Это невозможно описать словами. Да и незачем! Неверующие не поймут, а православные (в смысле настоящие, неформальные) и сами все знают!..
Думать и вспоминать о плохом не хотелось. Поэтому я не стану распространяться, при каких обстоятельствах Васильич познакомился с Лонг Шином (настоящее имя Кин Канг) и что сделали с отловленными в усадьбе тридцатью прислужниками отвратительного толстяка. (Троих, кстати, задержали в зале с драконами, который я видел во сне и до которого не добрался наяву.) По той же причине я умолчу о судьбе, постигшей Викторию Семину, а также о том, как именно зачищали предателей, выявленных в Конторе, и «басаевское наследство». (Ваха проявил чудеса агентурной изворотливости, тридцать первого декабря связался с генералом Рябовым, и тот спешно, за два дня до окончания командировки, вылетел в Н-ск.) Подведу лишь общие итоги операции. Между прочим, не особо утешительные. «Наследство» в основном ликвидировали. Однако нескольким особям из высшего руководящего звена удалось ускользнуть, и нет гарантии, что за оставшийся год с небольшим они не организуют новые диверсионные группы, набрав рекрутов из числа недобитых «непримиримых».
Поэтому расслабляться нам нельзя и надо постоянно держаться настороже, внимательно наблюдая за чеченской диаспорой. Особенно за людьми, прибывшими в город после чистки…
В Конторе благодаря показаниям покойного Овчаренко выявили по цепочке много врагов. Но и здесь не добились окончательного успеха. Последнее связующее звено с главными злодеями, полковник Анохин умудрился покончить с собой при задержании, и цепочка оборвалась. То же самое произошло с СПС. Вдохновители заговора остались на свободе. Я имею в виду не одиозные фигуры типа Валерии Новохлевской, служащие, в сущности, лишь пестрой вывеской. А настоящих, действительно опасных вражин, широкой публике, как правило, неизвестных.
В общем, наши достижения, как не раз случалось прежде, оказались локальными, не полноценными, не решающими главной проблемы. Угроза массовых беспорядков в начале 2008 года по-прежнему не устранена. Проще говоря, противника изрядно потрепали, но не разбили…
Но довольно о грустном!
Расскажу лучше, каким образом я стал соседом Логачева в секретной больнице и как Васильич вырвался из объятий Смерти.
После устройства Волка со стаей в комфортабельный вольер, в одном из загородных поместий ФСБ, я, как обещал, отправился в больницу к Васильичу, но сразу с ним встретиться не смог. Прямо у порога меня сцапала банда медиков во главе с профессором Седовым, подвергла придирчивому обследованию и по окончании оного записала в разряд пациентов с диагнозом: «Сильный ушиб левой почки. Плюс крайнее нервное истощение». (Это если перевести на русский язык латинскую тарабарщину.)
Я, впрочем, особо не возражал, покорно перенес целый ряд малопонятных процедур, в конечном счете очутился на уютной койке в отдельной палате, вознамерился поспать, и тут ко мне без приглашения вломился Петр Васильевич, совсем недавно умиравший на моих глазах. Выглядел он хоть и здорово побитым, но достаточно бодрым и склонным к длительному общению. От него я узнал – когда Логачев в последний раз потерял сознание, то увидел вокруг себя множество бесов, со смаком перечислявших его грехи и норовивших уволочь в Преисподнюю. Но тут подоспел отец Владимир (в миру подполковник спецназа Алексей Орлов) и не мешкая начал Соборование. Бесы заскулили побитыми шавками, стали исчезать один за другим и к концу Таинства полностью пропали. А Васильич пришел в сознание. Все еще разбитый, сильно ослабевший, но уже не умирающий. Часы показывали семь минут первого.
– «Отравленная рука»? Нелюбин правильно написал? – деловито уточнил отец Владимир. (В прошлом мастер одного с Логачевым уровня.)
– Да.
– Значит, главная опасность устранена. Но… не до конца! Давай-ка в темпе исповедуйся, да поподробнее. ВСЁ совершенное тобой зло постарайся припомнить, – распорядился отец Владимир и начал читать Правило…[55]
Поначалу исповедь давалась Васильичу с большим трудом, но когда он открыл иеромонаху один старый, почти забытый им самим тяжкий грех – потекла легко, свободно. Потом он причастился, буквально на глазах воскрес и попросил дежурного врача передать Нелюбину, чтобы я приехал к нему, когда завершу операцию, в успехе которой Логачев почему-то не сомневался. А генерал, в свою очередь, приказал здешним эскулапам подвергнуть вашего покорного слугу всестороннему обследованию и в случае необходимости немедля госпитализировать. Прочее читателю известно. Остались нюансы. За время совместного пребывания в секретной больнице мы с Логачевым крепко подружились. Он оказался интереснейшим собеседником, отлично разбирающимся в истории, этнографии и литературе. О них-то мы и беседовали день-деньской. Вспоминать службу ни мне, ни Васильичу не хотелось.
УСТАЛИ!!!