Таможня дает добро

22
18
20
22
24
26
28
30

Пройдя несколько шагов, он остановился, резко повернулся и запоздало крикнул:

— Спасибо, Серега!

Но тот, закрывая форточку, его уже не слышал.

* * *

До пятнадцати лет Женька рос счастливым человеком. Его отец умер, когда ему едва исполнилось три года, поэтому чувство горя от потери близкого человека в его памяти не всплывало. Отца он не помнил и не мог оценить присутствие мужского начала в семье. Женька довольствовался тем, что имел. Его мать, очень красивая и гордая женщина, тянула хозяйство, состоящее из сына и двухкомнатной квартиры, в одиночестве. Зарплаты учителя французского языка и небольших приработков в качестве репетитора хоть и хватало на жизнь, но не могло удовлетворить требования времени. Свои первые джинсы Женька надел именно в тот день, когда появился отчим. Вместе с джинсами на его кровати лежали вещи, об обладании которыми он мог только мечтать: настоящие, фирменные, привезенные из Германии спортивный костюм и кроссовки «адидас», куртка из плащовки с эмблемой хоккейного клуба «Детройт рэд уингз», майки, от лейблов на которых рябило в глазах и делало всю картину нереальной, — NIKE, REEBOK, PUMA…

Женька не верил, что все это происходит именно с ним. В доме появились дорогие продукты, аппаратура, а вскоре вся семья переехала в трехэтажный коттедж под охраной восьми здоровенных детин. Во дворе был бассейн, под домом — гараж, в котором стояли «Мерседес», «Крайслер» и микроавтобус. Мать преобразилась до неузнаваемости. Женька уже не видел ее стареньких костюмов и дешевой косметики учителки французского. Отчим покупал и покупал для нее баснословно дорогие вещи, приставил личного визажиста, причем делал он это такими ускоренными темпами, словно стыдился ее прежнего вида. Словно он желал стереть с нее все, что на ней было до сих пор. Женька просто не успевал за такими переменами в своей жизни и по малолетству считал, что пришла золотая пора, о которой часто говорила мама: «Наступит день, Женька, когда ты почувствуешь себя счастливым и все у нас будет хорошо…» Но он думал, что уже счастлив, раз жива мать и в доме есть все необходимое. И теперь он, словно во сне, пытался привыкнуть к переменам. Пытался привыкнуть быстро, поспевая за действиями отчима. Раньше Женькина жизнь тянулась, как пленка на мамином магнитофоне, — размеренно и медленно. Теперь же казалось, что появившийся в ее жизни мужчина нажал кнопку ускоренной перемотки. В доме стали появляться обеспеченные люди — знакомые отчима и партнеры по работе — и с чувством плохо скрытой брезгливости бросать косые взгляды на мальчишку и его мать. Эти двое словно мешали нормальному течению жизни, словно были из другого, чуждого им мира. Иногда эти деловые и дружеские встречи затягивались до утра и сопровождались питием дорогостоящих напитков и карточными играми. На кону стояли суммы, от которых Женьку коробило. К отчиму он обращаться боялся, а та информация, которую он получал от матери, ограничивалась сведениями о том, что Николай Владиславович является директором завода буровой техники. Что такое отцовская любовь, Женька узнать так и не успел. Первым чувством, которое он испытал к новому человеку, стала ненависть.

Николай Владиславович ударил по лицу мать уже через месяц совместной жизни. Простить такое пятнадцатилетний пацан не мог никому и ни при каких обстоятельствах. Его кулак врезался в подбородок отчима уже через секунду после случившегося. Мальчишка стоял напротив стокилограммового мужика, как ощетинившийся хорь, и ждал расправы. Однако отчим, который даже не пошатнулся после удара, пошевелил нижней челюстью, словно вправляя кости на место, и спокойно проговорил:

— Молодец, пацан. Далеко пойдешь. Если не остановят. А ты, дорогая, прости, больше не повторится. Похоже, и мне привычки менять надо.

В последующем такое действительно не повторилось, но изменить отношение Женьки к отчиму это уже не могло. Напротив, мальчишка все стал делать вопреки желаниям Николая Владиславовича. Отчим хотел отправить пасынка на лето в Германию, «посмотреть мир», а тот все три месяца проработал на заводе токарем. На заработанные деньги купил себе одежду по средствам, а все подаренные «прикиды» сложил в сумку и оставил в кабинете Николая Владиславовича. Тот смирился, но сумку перенес в Женькину комнату: «У меня места там нет…» Потом последовало предложение «отмазаться» от армии: «Меня уважаемые люди в городе не поймут, если мой сын будет служить…», однако Женя Краев через месяц поступил в военное училище, хотя об этом ранее даже не думал. Выдержав все четыре года муштры — сломаться и вернуться он не имел права, — получил диплом, свидетельствующий о наличии высшего образования, и уволился из армии, прослужив командиром взвода в Даурии всего полгода.

Его ждали в городе мать и отчим, который сразу по его приезде договорился с ректором университета об устройстве пасынка на экономический факультет. Заодно уже был решен вопрос о его работе в должности начальника торгового отдела в компании по продаже угля. Евгений Краев поступил по-своему, и на этот раз его решение резануло отчима если не по сердцу, то по рукам — точно. Сразу после приезда Женя пошел в кадры Управления внутренних дел и написал заявление с просьбой принять на работу в уголовный розыск. После собеседования, медкомиссии и проверки ему дали «добро», и Николай Владиславович схватился за голову.

— Евгений, если ты не думаешь о своей судьбе, то подумай о моей и матери. Все мои коллеги по работе и просто знакомые — уважаемые, авторитетные люди, не раз отбывшие наказания в местах лишения свободы. Что они скажут, когда узнают, что мой сын — мент?

— Моя мать будет только рада, а ваша судьба мне безразлична, — ответил тогда Женя, поставив на стол полупустую чашку кофе.

И, выходя из дома, добавил:

— И уж на что мне совсем наплевать, так на ваших коллег. Авторитетных.

На следующий день он переехал в осиротевшую после их с матерью отъезда квартиру. Через два года стал старшим лейтенантом милиции, еще через год досрочно получил капитана и был назначен на должность старшего оперуполномоченного уголовного розыска территориального отдела внутренних дел. Все это время он тепло общался с матерью и по вынужденной необходимости — с отчимом.

Вот, пожалуй, и вся предыстория. Хотя нет.

Машина.

Два месяца назад Николай Владиславович, находясь в подогретом состоянии после визита очередных «деловых», попытался прочитать Жене лекцию о бессмертии душ тех, с кем он общается. Они-де умны и осторожны, а потому, мол, неприкасаемы.

— Вот взять, к примеру, президента Клуба профессионального бокса города Арцеулова Эдуарда Владимировича. Кристальной чистоты человек. Все свои миллионы заработал благодаря уму и цепкости. Что под него копать, если копать нечего?

— Накопать можно и под столб, — нехотя возразил Женя, у которого не было никакого желания общаться с отчимом, тем более полупьяным. — А уж под любого вашего друга…

— А чем тебе мои друзья не нравятся? — побагровел Николай Владиславович. — Я живу, как хочу, а ты — как можешь. Как тебе позволяют жить такие, как я и Арцеулов! За все заплачено, парень! Вашу ментовку, как и тебя, можно купить точно так же, как два кило огурцов. Все дело в звании, то есть — в сумме!