— Как обычно: малярия, тропическая лихорадка, грибковые. Венерические, само собой.
«Хоть солдат покрыт коростой, зато годится на аванпосты», — все оттуда же, из Пруткова.
— Сколько им платят?
— Если бы и знал, не сказал бы. Но, в общем, уровень средний. Что, хочешь присоединиться?
— Пока нет. А Первый штурмовой батальон кем укомплектован? Не местными же макаками?
— А мы туда и идем. Скоро сам увидишь.
— Да я уж догадываюсь.
— Помолчи-ка минутку...
Навстречу им двигался русский патруль — двое с М16 наперевес, в пятнистых безрукавках, с карманами, полными запасных магазинов, и ножами, вертикально укрепленными на груди. Один был в полном натовском камуфляже, каске и высоких ботинках, другой одет полегче: казачья папаха, тренировочные штаны, кроссовки и бело-голубой тельник ВДВ под безрукавкой. По лагерю патрульные шли спокойно, доносился их разговор:
— Поехали мы, короче, в кишлак ихний, за хаваниной. А там выходит какой-то черный, весь в перьях, типа вождь. И давай на Леху наезжать. Орет чего-то, хрен разберешь.
— А Леха что?
— Ну, ты же Леху знаешь, он такого базара не понимает. И то по-хорошему начал: ты че, говорит, мужик, сильно крутой, что ли...
Заметив Андрея с Ченом, патрульные направили на них стволы, рассказчик вскинул два пальца к папахе:
— Demonstrate your identities, please!
Узнав Чена, патрульный в папахе протянул руку:
— Здорово, капитан! К своим?
— Здравствуй, Юра. Куда же еще?
— А ваши ночью в засаду попали. Знаешь уже?
— Нет. И что?
— Один — «двести», двое — «триста». Один, кажется, серьезно.