Выйдя из трейлера, они направились к штабной палатке.
— Насколько изменилась ситуация после взятия перевала? — помолчав немного, спросил Андрей.
— Какая именно?
— Общая. И лично моя.
— Что касается твоей, это зависит от тебя. Внешне ты по-прежнему по уши в дерьме. А внутренне... решай сам. Нельзя жить в постоянной готовности к бегству. Черт подери, мужик ты или нет?! Конечно, здесь опасно, да ведь возможностей сколько! А Крыса — ей-то как в глаза посмотришь?
«Посмотрю, тебя не спрошу! Но, по сути, верно».
— Я и не собираюсь никуда убегать. Буду с вами дело делать.
— Да? — В голосе Чена послышалось сомнение. — Ну посмотрим. Что касается общей ситуации, я и иду, чтобы ее выяснить. А ты приведи себя в порядок и приходи на ужин.
***
В темных сумерках дождь барабанил по брезенту, растянутому между деревьями и грузовиками. Тусклый свет, приглушенный сигаретным дымом, отражался в стаканах с водкой. На столе стояли бутылки, открытые банки тушенки, в пластмассовых тарелках китайские соленья и маринады. У Шинкарева глаза чуть сузились, заблестели первым хмелем. Усталые мышцы расслабились, он с удовольствием вспоминал прошедший бой — точный удар на скале, рукопашную схватку на перевале. Винтовка лежала на коленях. Андрей провел ладонью по прикладу — пальцы ощутили вмятины и зазубрины, оставленные мусульманскими кинжалами.
Алексей, чья голова была забинтована после боя, взял на колени баян, накинул ремень на плечо, растянул мехи и повел хриплым уверенным соло:
Окружающие подхватили, обняв друг друга и покачиваясь в такт песне:
— Хорошо поют. Кто такие? — кивнув на певцов, спросил Андрей у связиста Сергея, который сидел рядом.
— Люберецкие «быки».
— А здесь что делают?
— Осматриваются.
«Нет, таких мне не надо. Надо бы в госпиталь зайти, с Юрием потолковать, как следует. По поводу того-сего». А песня ширилась, разрасталась — неторопливо, торжественно и мрачно, словно гимн древних арийских воинов:
Пели уже все. Шинкарев пригляделся. Что скажешь, мотаясь по заграницам, поотвык он от русского солдатского духа. А тут Борода с таким молодецким видом хлопнул стакан, что Шинкареву захотелось встать и с ходу заехать кому-нибудь в глаз. Чену, например. А чего они, морды узкоглазые, на наши Курилы зарятся?! Или это не они? Да один хрен...
Спев еще «Мурку» и «Таганку», Борода вышел. Как сказал Сергей — «налаживать контакты с местным населением». Раскрасневшаяся Элизабет, с сигаретой в пальцах, слегка захмелела от спиртного и внимания брутальных, пропахших порохом солдат. Блестящий приват-доцент из Гарварда, она легко вела разговор с четырьмя мужиками, объяснявшимися с ней на ломаном английском, а их русский мат без труда парировала «четырехбуквенной»[27] лексикой Гарлема и сленгом «зеленых беретов». Цитировала Витгенштейна и Мишеля Фуко, поясняя тонкости «маваши-гэри»[28] в исполнении Френка Санчеса и Дона «Дракона» Уилсона. Глядя на Элизабет, даже китайцы, ничего не понимавшие, одобрительно покачивали бритыми головами.
Чен, играя с Рахимом в шахматы, только улыбался, поглядывая на американку. Но тут к Рахиму подошел дежурный, наклонился и что-то прошептал ему на ухо. Рахим собрал фигуры, и все трое быстро направились к РЭБовскому фургону. «Меня не пригласили. Да и черт с ним, лучше выспаться. А с этой-то как быть — больно уж разошлась».
ebooksa