– А я и не спорю. Давеча все проще было, – отрешенно колупает бородавку Скобцев. – Давеча хотя бы по косвенным признакам догадывались о сотрясающих страну катаклизмах. А ныне… «Лебединое озеро» не кажут, «Голос Америки» не глушат. Совсем запутали, суки!
– Я и раньше «ящик» презирал, а сейчас и подавно не включаю. Говорят, от него разжижение мозга.
– Чего?
– Того, Боря, того! Полное разжижение мозга до состояния березового сока. Мы с покойным Тёмой песни старые любили слушать. Бывало, поймает он своей аппаратурой что-нибудь задушевное…
«Покойный Тёма, – повторяю про себя. – Уж не радист ли Плотник? Того Артемом Андреевичем звали. Если так, то уж больно многие к нему в друзья набиваются».
Повар Литвак, смахивающий на рахитичного подростка, излучает гостеприимство:
– Приветствую главного механика, приветствую! Не желаете ли отведать первого?
Заглядываю за раздачу – в стоящие рядком бачки.
Учуяв мой интерес, повар оживляется:
– Лучший украинский борщ во всем Средиземном море! Понюхайте аромат! Вы слышите, как он пахнет?..
– Шо я, по-вашему, слепой? – копирую его манеру разговора. – Конечно, слышу! Наливайте.
Марк Наумович движением мага-чародея опрокидывает черпак, и полная дымящего борща тарелка ловко перемещается ко мне на поднос.
– Как самочувствие нашей машины? – деловито интересуется он, отправляя в другую тарелку порцию гороховой каши и парочку прожаренных котлет.
– Машина в составе двух среднеобортных дизелей исправна и продолжает с завидной прожорливостью кушать тяжелое топливо вязкостью IFO-380.
Пожилой еврей замирает и дважды хлопает выцветшими ресницами.
– Простите, шо они продолжают… кушать?
– Флотский мазут, – перевожу на русский язык. – Пожалуйста, плесните побольше подливки.
– О, сколько угодно! Этого добра у нас с избытком…
Усаживаюсь подальше от боцмана и старпома – на другом конце длинного стола, предназначенного для командного состава. Неторопливо пробую борщ…
Да, Литвак – мастер своего дела! Изумительно.