— Никого, кроме трех монахов и покойника, они здесь не найдут, — уверенно заявил Масоха. — Придется залечь на дно. Выдать себя мы не имеем права. Зря вы всех убили, одного надо было привести живым.
— Бесполезно, — отмахнулся Моцумото, — у этих людей языки не развязываются.
— Кстати, о покойнике, — вспомнил Ледогоров. — Рука отца Онуфрия не на месте.
— Как не на месте? — удивился Зарайский.
— Посмотрите сами.
Зарайский, Берг и священник бросились к лестнице.
— Никак наш святой ожил?! — воскликнул Лебеда.
— Но вы же ожили, Герасим Савельич, а ваша нога выглядела страшнее чертова копыта, — усмехнулся Ледогоров.
Монахи тут же перекрестились.
— Не кощунствуйте в храме, — покачал головой Егор. На верхней ступеньке появился Зарайский:
— По всему поселку разносится ржание лошадей. Чудовищный рев:
Все ринулись наверх, кроме Лебеды, который еще не мог ходить. С карабинами в руках они, пользуясь темнотой пересекли площадь и подошли к сараю, откуда слышался еще и писк, шорох. Ледогоров встал на четвереньки, Масоха — ему на спину, включил фонарь и заглянул в маленькое, выпиленное в бревнах окошко. Ему стало страшно. Полчища крыс громадных размеров пожирали поваленных на землю лошадей, разрывая их на куски, кровь брызгала во все стороны. Масоха выронил фонарь и спрыгнул.
— Вот она, ловушка! Их там тысячи!
— Кого?
— Крыс. Еще минута и от лошадей даже костей не останется.
— Где спирт? — спросил Моцумото у монахов.
— В сельсовете.
— Тащите сюда бочку. Кондрат, надо принести из сельпо пару мешков отравы и рассыпать ее вокруг сарая. При отступлении крысы должны в ней испачкаться.
Пришлось включить фонари. Оставалось только верить, что в такую темень за селом никто не наблюдал, шел второй час ночи. Монахи прикатили бочку, вскрыли. Черпали ведрами и обливали стены сарая. Масоха с профессорами делали ядовитую дорожку вокруг стен. Четырех мешков едва хватило. С задачей справились быстро.
— Отходим назад, — приказал Ледогоров, — ближе к церкви. Эта лавина может сбить нас с ног.