— И почему мы раньше ничего не знали об этой дыре? — удивился атаман.
— Далековато, отец, — сказал Павло, перебирая золотые оклады. — Жратвой мы здесь не разживемся, золото приятно на зуб, но желудок его не переварит.
— Есть еда, — поднял голову Димитрий. — Магазин полон еды.
— Оставьте церковную утварь, — осмелел Еремей, — не берите грех на душу. Мы вам денег дадим. Много денег. С золотом вам только морока будет, на Черной балке его не купят, а деньги везде деньги.
Атаман поднял руку, и казаки застыли на ходу.
— Какие деньги? Старые что ли? Может быть, керенки?
— Реформы 47-го года.
— Откуда у вас деньги?
— Наши охотники соболем торговали.
— А ну, покажи.
Еремей повел атамана в сельсовет, следом пошли двое казаков. Тот, что остался, велел Димитрию держать лошадей, а сам принялся откачивать сбитого с ног охотника, поливая его голову из фляжки.
— Вроде бы охотники, а с пулей наперегонки решили побегать.
— Они люди темные, господин офицер, — тихо начал причитать Димитрий, собирая сверкающую на ярком солнце золотую утварь, — зря вы их постреляли.
— Полож на место!
Казак выхватил пистолет из кобуры.
— Да я так, пыль летит.
Из сельсовета незваные гости вышли с охапками денег.
— Теперь живем! — кричал Петро на всю площадь.
— Вот что, божьи букашки! — пробасил атаман. — Оставляю я ваше золото, рано мне еще со Всевышним в конфликт вступать. Молитесь за раба божьего полковника Никольского. Бог даст, свидимся, приглянулась мне ваша деревенька. Собирай харчи, поручик, и двинем дальше, путь неблизкий. — Полковник схватил японца за волчью шкуру и поднял на ноги. — Ну а ты, монгол недорезанный, если задумаешь повторить подвиг Сусанина, я разорву тебя, как лягушонка, на две части. Поведешь самым коротким путем, соловей-разбойник.
Пронесло. Монахи встали на колени перед Николаем Чудотворцем и долго молились.