— Отведи его в третью комнату, я поговорю с ним с глазу на глаз.
— Слушаюсь.
Генерал сел за стол и стал что-то писать по-немецки, потом свернул листок в несколько раз и, убрав в карман, вышел из кабинета.
Задержанный сидел на стуле со связанными за спиной руками. Генерал устроился за маленьким, соответствующим комнате, столиком, капитан положил перед ним груду папок. Улусов открывал одну за другой, смотрел на фотографию в деле, потом на задержанного. Наконец остановился на одной из папок.
— Так. Подполковник Петряк Иван Адамович. Пятьдесят восьмая, часть первая. Шпионаж.
Генерал захлопнул папку и посмотрел на сидящий перед ним скелет, обтянутый кожей.
— Браво, Петряк! Вопросов у меня к тебе нет. Я знаю больше, чем ты можешь мне сказать. И поговорить я хочу не с тобой, а с другим беглецом. Тот мне поверит. Возвращайся в отряд. К стенке я тебя ставить не буду. Дарую тебе свободу. И следить за тобой тоже никто не станет. Ты сделаешь для меня доброе дело, как я для тебя. Передашь мою записку Гюнтеру Гофману.
Улусов встал, взял папку со стола, подошел к задержанному и открыл ее перед ним.
— Вот его фотография, если ты не знаешь его имени. В одном забое уголек добывали. Я думаю, вы этого немца уважаете, несмотря на то что он бывший ваш враг, иначе в побег с собой не взяли бы. Его есть за что уважать, он человек чести и взят в рукопашном бою. Несмотря на то что полковник сам ходил в атаку, и подонки из немецкого СМЕРШа ему в спину не целились. Пусть прочтет и придет, куда я указал. Даю гарантию, что он вернется, как ты, живым и невредимым.
Улусов сунул записку в карман зека, костюмчик которого был на два размера больше его обладателя: наверняка снял по пути с пьяного работяги.
Генерал открыл дверь и позвал капитана.
— Развязать и отпустить, сопроводить до окраины, чтобы его опять сюда не привели.
Повернувшись к задержанному, сказал:
— Услуга за услугу, Петряк!
На стрелке поезд свернул вправо.
— Не зря, видно, Бог дал мне фамилию Стрелов, — усмехнулся капитан третьего ранга, — вот судьба и вывела меня на роковую стрелку.
Он передвинул рычаг вперед до конца. Над головой пронеслись самолеты.
— Дождались своего, коршуны сизокрылые.
Солнце уходило за горизонт, темнело очень быстро. Яша накидал в печь угля и надел китель.
— Вот и все, ребята! Простите за грех, не дали нам возможности предать вас земле, как требует того христианский обычай.