— Изображу ту, что вам так часто снится по ночам.
— Умеешь читать сны?
— Сейчас проверим.
Алена сняла дымчатые очки и он увидел карие глаза вместо зеленых. Потом она скинула светлый парик, обнажив темно-каштановые волосы. Следом на стул упал белый халатик. Лена одернула бирюзовое платье и подошла ближе. На ее шее висело ожерелье с «Оком морского дьявола». Такое не забывается. Передним стояло приведение.
— Прости, Снегирь. Когда ты зарезал мою мать, я стреляла в тебя, но не добила. Рука дрожала. Сейчас она не дрогнет. Кошмарный сон станет явью.
Лобзарь онемел. Он не мог оторвать глаз от зеленого камня. Это был сон. Страшный, вечный сон.
Девушка приподняла подол платья и достала длинный узкий нож из чулка.
Он не мог сопротивляться. Силы покинули его. Парализованный шоком, Снегирь прослезился, будто встретил потерянного брата.
Острое лезвие вонзилось в его горло по самую рукоятку. Точно так же он убивал мать этого воскресшего приведения, за которым гонялся, но оно рассеивалось подобно туману, когда сон обрывался. Теперь мираж стал явью, а его ждал вечный сон.
Алена подобрала длинное платье, накинула белый халатик, парик, очки, посмотрелась в зеркало и вышла из палаты.
— Привет, мальчики.
Через два часа город был перекрыт.
Алена к тому времени находилась на даче редактора.
— Вот вам статейка, Сергей Алексеич. Последняя из серии о Снегире. Костлявая достала его.
— Пойдет в завтрашний утренний номер. Как ты будешь уходить? Вся область блокирована.
— Военным вертолетом. Генерал еще не отработал тех денег, которые получил. Вертолет входит в смету. До Челябинска недалеко, долетим быстро. А искать меня там никто не будет.
— Поближе к Чигареву подбираешься? Он окружил себя охраной из дюжины головорезов.
— Охотничья пуля достанет его везде. Но Лилька лично хочет с ним поквитаться. Мы не торопимся. Керя от нас никуда не денется. Но жить мы ему спокойно не дадим. Убить не трудно, надо сломить противника, поставить его на колени.
— Ты меня пугаешь, девочка. Для вас убийство стало чем-то обыденным. Вы окаменели и стали жестокими. Я помню тебя совсем другой — цветущей фиалкой.
— С волками жить, по-волчьи выть. Кстати, фиалка — всего лишь сорняк. Но вы правы. Мы надломились. Боюсь, что когда мы покончим с этой нечистью, то уже не сможем вернуться к нормальной жизни, а продолжим искать новые жертвы. Мне страшно думать об этом.