Сломанные побеги

22
18
20
22
24
26
28
30

— И она тебя терпит в таком виде? И что в тебе нашла молодая девка?

— Я упругий.

— Ты на себя в зеркало смотришь?

— Конечно. И все время думаю, что за урод напялил мой любимый халат.

— Совесть заела, потому и пьешь?

— Совесть — слово, созданное трусом! «Кулак нам совесть и закон нам меч». Черт! Даже Шекспира еще помню. Я принес тебе портфельчик. Там мои дневники и рукописи, написанные моей рукой. Сохрани у себя. Пока. Дневники ты все равно уже читала, ничего нового в них не найдешь.

— А ты ее боишься, Паша. Пригретая на груди змея может ужалить. Такие женщины не могут любить. Они живут ненавистью. Она ненавидит вежливо, учтиво и с улыбкой.

Слепцов рухнул в кресло.

— Мне бояться нечего. Сначала надо найти золото, а потом можно меня грохнуть. Иначе золото никому не достанется. А найти его невозможно. Кощеева игла. Я бессмертен, пока его не нашли.

— Может у тебя уже крыша поехала?

— Крыша набекрень сползла.

— Когда книга об Угрюмове выйдет?

— На днях. Умная ты баба, Алена. Все знаешь.

— Больше чем ты во всяком случае. Вот только не знаю, кто будет следующей жертвой. Судя по твоему виду, за новую книгу ты еще не брался. Кратковременный отпуск?

— Никаких книг больше не будет. Хватит. Я уже посмотрел на себя со стороны.

— Преждевременное заявление, Пашенька. Не будешь писать, она от тебя уйдет. Или ты до сих пор считаешь себя неотразимым?

Он ее уже не слышал. Слепцов крепко спал.

Алла накрыла его пледом, села напротив, подставила ладони под подбородок, уперев локти в стол, и долго смотрела на спящего мужа.

7.

Зарок не бывает пророком.

— Ты все еще мне не веришь, Паша?