– Бросай домкрат и давай в машину.
Ахмадов поспешно запихал домкрат и баллонный ключ в инструментальный ящик и с облегчением снова уселся за руль. В кабине «КамАЗа» он чувствовал себя куда более безопасно, чем на обочине Калужского шоссе, где на глазах проезжающих мимо водителей ему приходилось изображать замену спустившего колеса, совершенно не представляя, как это следует делать.
47. ОВЧИННИКОВ
Я обмер. Все поплыло перед глазами, ноги подкосились, и я чуть не рухнул вниз. Не представляю, каким образом удержался на вершине опоры.
– Убит?! Ранен?!
Вместо ответа из наушника донеслось только тяжелое дыхание. Тут уже я буквально взорвался:
– Что ты молчишь?! Ранен?! Убит?! Отвечай!
– Без сознания, – все тем же дрожащим голосом произнес Ворон. – И пульс едва прощупывается… Проникающее ранение груди… Да еще в двух местах: в область сердца и правого легкого.
Я понял, что Ворон сейчас расплачется и нужно немедленно заставить его взять себя в руки. Если только он сорвется в истерику, мы уже точно не сумеем помочь Сверчку.
– Заткнись и слушай! – грубо, но иначе было нельзя, приказал ему я. – Если Сверчок все еще жив, значит, сердце не задето. Ты понял? Его еще можно спасти. Бери его на плечи и бегом к станции. Напрямую, через поле, до въездных ворот не более километра. Ты должен успеть. Вперед! – С вершины опоры я увидел, как Ворон взвалил Сверчка на спину и бросился через полосу отчуждения к атомной станции. – Тебя встретят, я сейчас же свяжусь с генералом! – крикнул я ему вслед, точнее, в микрофон собственной рации.
Понимание того, как это сделать, пришло уже позже. Ведь перед атакой засевшей на вершине высоковольтной опоры террористки я оставил свою вторую рацию Ворону.
С лестницы я слетел, наверное, за несколько секунд. Ухватился руками за боковые вертикальные стойки и съехал вниз, как по трубе. Отбил и ободрал в кровь все пальцы, удивляюсь, как не сломал. Но я бы без сожаления пожертвовал всеми своими пальцами, лишь бы Сверчок остался жив. Оказавшись на земле, я бросился к опушке, откуда мы с Вороном разглядывали в бинокль мачту ЛЭП. Никогда я еще так не бегал. И откуда только силы взялись, хотя казалось, что во время штурма засевшего на вершине опоры корректировщика, то есть корректировщицы, выложился без остатка. Продрался через кусты, из-за которых Ворон наблюдал за террористкой, и, остановившись в нерешительности, зашарил взглядом по сторонам. Внизу, под ногами, лишь одна притоптанная трава. Я принялся раздвигать ее руками – ничего. Пусто. Готовый взвыть от отчаяния, я поднял взгляд и сразу увидел рацию. Она висела всего в метре от меня на ветке куста. Непонятно, как я не заметил ее сразу. Очевидно, Ворон повесил рацию на куст, как только получил ее от меня. Я судорожно схватил радиостанцию и, вдавив до отказа клавишу передачи, вызвал генерала. Он ответил сразу – ждал сообщения нашей группы.
– Корректировщик уничтожен, его рация разбита, целеуказатель захвачен! – на одном дыхании выдал я то, чего с нетерпением и надеждой ожидал Углов, и объявил о нашей трагедии: – Сверчок тяжело ранен: двойное пулевое ранение груди! Нужна срочная операция! Ворон с ним следует на станцию. Его нужно встретить!
– Я понял! – сейчас же ответил Углов. Нашего командира всегда отличала способность мгновенно схватывать суть и так же быстро принимать необходимые решения. – Наша машина будет у въездных ворот. А операционную в ближайшем госпитале я распоряжусь приготовить немедленно. – Когда идет речь о ранении кого-то из наших бойцов, любую больницу генерал называет госпиталем. Такая привычка у него еще со времен Афгана.
Сообщив мне о предстоящих распоряжениях, Углов неожиданно спросил:
– Ты сам сейчас где?
– На месте, – ответил я и поспешил уточнить: – У опушки, возле опоры, служившей наблюдательной позицией…
Углов не дал мне договорить:
ebooksa