В двадцати километрах к югу от Жирновска, на перекрестке дорог близ Рудни стоял трехэтажный добротный дом, где в летние месяцы депутат Ярыгин вел активный образ жизни, встречаясь с избирателями, предпринимателями, хозяйственниками, со всеми, с кем находил нужным. Дом был его собственностью и строился по его же собственному проекту, но люди считали, будто это собственность депутатского корпуса и стоит на балансе области. Простим обывателям их заблуждение.
Виталий Георгиевич Ярыгин в свои сорок пять был полон сил и энергии. Он любил свою работу, а еще больше любил создавать видимость активной деятельности. За стеной его кабинета находились еще три комнаты, скрытые от глаз посторонних. В одной он отмечал успехи своих партнеров и выгодные сделки. Там накрывался стол, и совещание из кабинета переносилось в неформальную обстановку, где присутствующие уже переходили на «ты».
Следующая комната не видела мужчин. Сюда допускался только слабый пол, отдельная лестница выходила в сад. Здесь Виталий Георгиевич расслаблялся. Правда, для тех же целей у него имелся и охотничий домик со сторожем, но то место носило особый характер, и о нем не знала ни одна душа. Так он думал.
В приемной всегда толпился народ, но двери кабинета открывались только для избранных. Секретарш здесь не было. Работали секретари. Двое богатырей с лицами, по которым было трудно определить, ходили ли они в начальную школу, но держать удар они умели. К тяжелым дубовым дверям святыни никто по своему желанию приблизиться не мог. Зачем людям удивляться: у депутата вроде бы совещание с важными людьми, а кабинет пуст. Или тот же случай: на приеме хорошенькая девушка, а загляни в кабинет — никого не увидишь.
Важно не перехлестнуть и соблюдать осторожность. Жена и сын в здание вовсе не допускались. Семье депутат отдавал все свое свободное время Только исчислялось оно минутами, а не часами.
Ирина Сергеевна Потокина появилась без предупреждения. За ней имелся такой грешок и к подобным нежданчикам он относился спокойно. Виталий Георгиевич умел защищаться и слыл человеком предусмотрительным. Если он уединялся с какой-нибудь дамой в специальном помещении, то в его кабинет заходили двое мужчин и, сидя за столом, читали газеты. При появлении Ирины один из секретарей нажимал кнопку под столом, давая сигнал хозяину. Дамочка уходила через запасной выход, а из кабинета с деловым видом выплывал хозяин и пожимал на прощание руки «солидным гостям».
Правда, однажды Ирина сделала ему замечание. Деловые люди не ходят на прием с газетами, а носят с собой документы или хотя бы блокноты.
Замечание пошло на пользу.
Странно. Такой человек, презирающий страх, широкий, властный, требовательный, всегда добивающийся своей цели, Ярыгин не боялся своей жены, а перед любовницей краснел, извинялся и превращался в жалкого нашкодившего школьника. Ничего не скажешь, Ирина Сергеевна умела манипулировать мужчинами и ставить их на место. Как говорила reроиня великой Раневской: «Красота — это страшная сила!» Пророческие слова.
Госпожу Потокину проводили в кабинет. Сегодня накладок не было.
Виталий Георгиевич вышел из-за стола, сияя улыбкой, и, подойдя к даме, поцеловал ей ручку. Он был чуть ниже ростом и выглядел смешно рядом с элегантной красавицей. К тому же он не умел одеваться и носить дорогие костюмы. На нем все висело мешком, превращая депутата в карикатуру.
— Ты опять без предупреждения, Ириша. И почему такая бледная?
— Артюхов из колонии бежал. Вот к чему привела твоя трусость. Два года ты кормил меня клятвами и обещаниями перевезти в Москву. Жизнь мне устроить. Или я так и должна гнить в вонючей дыре до тех пор, пока никому не буду нужна? Дом обещал на Рублевке, свой косметический салон. И что теперь? Сдыхать на бандитском «пере»?
— Сбежал все же ублюдок!
— Что будет со мной?
— Обещание я сдержу. Мне нужно отступного Дать твоему мужу. Получит должность начальника в Камышине и успокоится. Так просто он тебя не отдаст. Слишком много знает и обо мне, и о тебе.
— Только он не знает о нашей связи. Я — это я, а ты — это ты. И нечего мешать одно с другим.
Ярыгин отодвинул стул от огромного совещательного стола и тяжело рухнул на него, словно взбежал — при его то весе! — на десятый этаж и уже не мог держаться на ногах.
— Плохо ты о нем думаешь. Дмитрий не дурак. Только он не рвет на себе рубаху, а помалкивает в тряпочку до поры до времени. Ушлый мужик.
— Я знаю, что он меня любит и ни на какую должность не променяет. У нас с ним уговор. Когда я захочу, сама уйду, и он держать меня не станет. Мы бездетные и нас ничего вместе не удерживает.