Усталая смерть

22
18
20
22
24
26
28
30

— Откуда такая осведомленность?

— Гляньте в аптечку. Простомол женщины не принимают, значит, у мужа простатит, а это не мужик. А она баба темпераментная. Такой только давай. Пользовалась случаем, чего уж там. А вы говорите, на даче жить. Пусть он трижды дворец, но все равно клетка, хоть и золотая. Да еще с мужиком, от которого проку никакого. Нет, денег-то он много ей давал. Ревнивый был, тоже понятно. Однажды мужчина ей какой-то позвонил, а он параллельный телефон услышал и тоже снял трубку. Кажется, он даже знал, чей это голос. Послушал, послушал, потом зашел к хозяйке в спальню и как даст ей по морде.

У той чуть башка с плеч не слетала. И ведь не пикнула.

— Значит, он знал о ее похождениях?

— Знал! — Домработница хихикнула. — Догадывался. Он что, со свечкой стоял? Или вы найдете такую дуру, которая сама признается на свою же голову. Кому от этого польза? Все, жизнь поломана. Такую трещину не склеишь. Она ему своим здоровьем в верности клялась, а как момент наклевывался, то уж она его не упускала. Клятвы — так, слова одни. Язык-то, он без костей, а организм своего требует.

— Хорошо. Эта сторона жизни Марии Петкун мне понятна. Хочу спросить вас о ее подругах. Вы их видели?

— Не всех, конечно, но многих видела. О других на слух знаю. Она же целыми днями на телефоне сидела. Слышала невольно часть ее разговоров.

— Имя Людмилы Петровны Фланцевой не приходилось слышать?

— Конечно. Видеть не видела, но они перезванивались. Куда-то ходили вместе. Но здесь при мне она не бывала. И разговаривали они между собой только по мобильному телефону. А тут, неделю назад, она вышла на кухню и сама мне говорит: «Валька, представляешь, у моей подружки мужа на даче подорвали. Она чудом спаслась, на дачу в этот день не поехала. Иди в киоск и купи все сегодняшние газеты. Там наверняка об этом написано, он человек не маленький, а как-никак член правительства». Потом я эти газеты сама видела и читала. Вот и запомнила фамилию. Вы спросили, а у меня тот день в памяти всплыл. И надо же, как совпало. А через два дня наш хозяин погиб. Хоронили в закрытом гробу. Его машина под «КамАЗ» угодила. Распиливать пришлось. Всмятку. И недели не прошло, а тут Марию Кирилловну зарезали. Бог шельму метит. Вот я и осталась без работы. Хоть и тяжеловато приходилось, но платила она мне хорошо. Вещички свои отдавала. Она же больше двух раз одно и то же на себя не надевала. Как сыр в масле каталась. Кому теперь столько добра достанется? Они же бездетное были.

Ксения не знала ответа на этот вопрос, но все, что хотела, выяснила.

— А о чем они разговаривали между собой, ваша хозяйка и Людмила Фланцева? Может, какие-нибудь эпизоды вспомните?

— Эпизоды? Трудно вспомнить. Ведь она с ней по мобильному разговаривала, лежа в комнате на диване… А вот. Очень часто речь шла о каком-то клубе. Но почему-то ездили они туда на автобусе, хотя у хозяйки машина своя. Что-то она ей говорила: «Смотри на автобус не опоздай, а то без сладкого на ужин останемся». Кажется, клуб называется «Голубой дельфин», но может, это и не клуб. Просто это название я не раз слышала. А больше ничего припомнить не могу.

— Спасибо и на этом.

Ксения не стала надоедать хозяйке и ушла. Теперь надо найти клуб «Голубой дельфин», а туда только на автобусе можно доехать. В Москве искать подобную точку как иголку в стоге сена.

Практически с санкции директора института Марецкому было позволено осмотреть корпус, где когда-то лежал убитый киллер Стас Баландин. Контроль за кандидатами в сумасшедшие здесь был поставлен на высокий уровень, не хуже, чем в СИЗО, а то и лучше. Так просто, дуриком, из такой клетки не сбежишь. По меньшей мере надо знать какие-то слабые места, если они есть, иметь четкий план побега и план больницы. Но пациентов даже на прогулку не выводили, для того чтобы осмотреться, а из окна палаты, где содержался Баландин, ничего не видно, кроме корпуса, стоящего напротив.

Сопровождал майора дежурный врач по корпусу Анатолий Сквора, полный добродушный мужчина, сильно близорукий, с пухлыми губами. На вид ему было не более сорока.

Сделав обход, Марецкий остановился у двери, выходящей во двор, но не центральной, а той, что находилась под служебной лестницей. Ясно, что об этой лазейке знали только персонал или те, кто видел здание с тыльной стороны. Марецкий очень долго разглядывал железную дверь, перед которой еще и предохранительная решетка с висячим замком стояла.

Когда Марецкий повернулся к доктору, то заметил улыбку на лице Скворы.

— Я угадал? — спросил майор у врача.

— Откуда мне знать, Степан Яковлевич. Но если бы я хотел вывести больного так, чтобы об этом не узнали, то воспользовался бы именно этим выходом. Центральный перегружен охраной и санитарами, там турникеты и масса других сложностей. А здесь никого. В те времена, когда строились эти корпуса, без пожарного запасного выхода не принимался ни один проект.