Закон мести

– За этим нелюдем есть долг и передо мной. И он смывается только кровью.

– Выходит, что мы оба хотим одного – смерти Пегаса. – Денисов медленно покачал головой и горько заметил: – Знаешь, Ворон, обращаясь к тебе за помощью, я рассчитывал на то, что ты поможешь мне лишь отыскать убийцу отца и матери. А расправиться с ним я желал собственными руками. Мои дела складываются таким образом, что, возможно, через месяц-другой я должен буду навсегда покинуть Россию, и мне бы очень хотелось, прежде чем я уеду, знать, что смерть родителей отомщена! В конце концов… если нет другой возможность… я удовлетворюсь тем, что собственными глазами увижу, как разлетятся на куски его мерзкие мозги от какой-нибудь самой паршивой разрывной пули!

– Я понимаю твои чувства. Мне жаль твоих родителей. Но сначала мы должны установить истину. Найти убийцу. А дальше, извини, право решать, как и когда он умрет, я оставляю за собой. – Холодный взгляд и интонация Ворона заставили Максима снова ощутить, с кем он имеет дело. Я рассказал тебе гораздо больше, чем следовало. И лишь из искреннего сочувствия к твоему горю, из понимания, что значит в одну минуту потерять близких. Мне тоже это пришлось пережить. Я знаю, как это нелегко. Но я хочу сказать тебе еще одну вещь: информация, которую я узнал о тебе и твоей фирме, не очень-то воодушевляет. Того, что я узнал, вполне достаточно, чтобы поставить и тебя и всех твоих компаньонов в один ряд со всей питерской бандитской швалью. – Заметив, как вскинулся Денисов, он добавил: – Я не сказал: на одну ступень. Тебе до них еще далеко. Из-за денег они не задумываясь лишают людей жизни и шагают по этой страшной лестнице все ниже и ниже. Ты же пока ограничиваешься мошенничеством, но тем не менее уже стоишь на лестнице, ведущей в пропасть. В прошлый раз ты спрашивал меня о гонораре за работу, и я обещал, что мы обсудим этот вопрос позднее. Так вот, слушай меня внимательно, парень! Свои грязные доллары можешь затолкать себе в… – остановившись на полуслове, Ворон крепко сжал челюсти, судорожно вздохнул, на секунду отвел глаза от вновь побледневшего Денисова, а когда повернулся, Максим снова увидел бесстрастное лицо сыщика. – Я не налоговый инспектор и не опер, – тихим голосом продолжил Ворон. – Финансовыми аферами пускай занимаются те, кому положено этим заниматься. У них будет очень много работы, и прежде всего с теми недоумками, которые позволили, чтобы в стране существовал беспредел, с этим безумием в налоговой и законодательной системе. Когда такие вот «Эвересты», «Тибеты» и МММ открываются на каждом шагу, в том числе и государством, о какой законности может идти речь? – Ворон резко выдохнул и продолжил: – Куда и когда ты собираешься сваливать вместе с наворованными миллионами, мне наплевать. Мне наплевать также на твои пожелания насчет смерти Пегаса. Я поступлю так, как сам считаю нужным. Тебя я прощаю, прощаю из сочувствия и, если хочешь, – в благодарность за то, что случайная смерть твоих родителей и то, что ты обратился ко мне, так или иначе помогли мне с новой силой взяться за поиски убийцы, расстрелявшего пост ГАИ в Усть-Луге. Для меня это так важно. Не сомневайся, – я его обязательно найду и сообщу тебе, когда убийца твоих родителей будет мертв. Как мне тебя найти за границей?

Денисов долго не мог произнести ни слова. Наконец, запинаясь и путаясь в цифрах, он продиктовал сыщику номер телефона своего деда.

– Я буду по этому номеру. Ответит, скорее всего, пожилой мужчина… Мой родной дед, – произнес Максим чуть слышно. – Передайте ему просто… что… что долг, оставшийся за нашим общим знакомым, возвращен полностью. А подробности я, надеюсь, узнаю из газет. Не может быть, чтобы на такое происшествие не откликнулась пресса.

– Не сомневаюсь, – сухо ответил Ворон. – Первая страница подонку гарантирована.

– Тогда… все? – осторожно спросил Денисов, с трудом ворочая пересохшим языком. Так паршиво Максим не ощущал себя еще ни разу в жизни. Он был раздавлен и морально уничтожен.

Ему казалось, что все сидящие в вагоне смотрят исключительно на него. Он ощущал себя страшной мразью, мерзкой поганой тварью, ползающей среди кишащих, извивающихся, скользких ядовитых змей и скорпионов. Хотелось вскочить, броситься прямо на ходу из вагона, не дожидаясь ближайшей станции метро, не оглядываясь, бегом помчаться вверх, на свежий воздух, как можно дальше от этого сурового жестокого прямолинейного человека, от которого вдруг так отчетливо пахнуло бездонной пропастью и смертью.

Но самым неприятным, самым непоправимым было совсем другое – Денисов вдруг понял, что сыщик прав. Тысячу раз прав. Он, Максим Денисов, так жаждущий справедливого возмездия убийце за смерть близких, мысленно уже выдумывающий самый изощренный способ расплаты, на самом деле по сути такое же ничтожество, такая же нелюдь, монстр, обрекающий на страдания тысячи людей, доверивших ему свои последние сбережения, с таким трудом скопленные в условиях неоднократных грабительских реформ преступного государства. О том, что он стал на весьма сомнительный путь, Макс знал с того самого дня, как ему впервые в голову пришла идея заниматься подобным бизнесом. Но как хищная пиранья, впивающаяся острыми зубами в истекающее кровью животное, не задумывается о последствиях и смысле своих действий, а потому что такой родилась и такой умрет, так и он, Максим Денисов, жил не задумываясь ни о чем, как робот, как маньяк, как последняя тварь, впиваясь в несчастных своими хищными острыми зубами.

Но человек тем и отличается от животного, что может сам выбирать, кем ему быть, как поступать, как жить, по человеческим или по животным законам. Но лишь сейчас, когда Ворон так просто и доходчиво сравнил его с питерской нелюдью, с отмороженной бандитской швалью, с живущими одним днем тупыми безжалостными подонками, Денисов понял, перед какой страшной пропастью он стоит. Понял, что он и есть самая настоящая сволочь, кидала, бессовестная мразь, паразит, ублюдок. И от сознания этого становилось гадко, омерзительно и невыносимо стыдно.

– Это все, – после долгого молчания согласился Ворон, опустив веки. – Иди. И запомни: каждый в конце концов получает не то, к чему стремится, а то, чего заслуживает. Исключение составляют лишь единицы… Но и они свое получат. Пусть даже не при жизни…

Вздрогнув, поезд стал быстро сбавлять скорость, за стеклами вагона замелькали колонны ярко освещенной станции.

Максим плохо помнил, как вышел из вагона, как шел по платформе, как мимо него, прогрохотав по рельсам, поезд скрылся в черном провале туннеля, как со всех ног он бежал вверх, по почти пустому эскалатору, как миновал тяжелые лакированные входные двери станции, как удивленно оборачивались ему вслед прохожие. Очнулся он только тогда, когда от оставшейся далеко позади станции метро его отделял серый, унылый парк, с голыми ветвистыми деревьями, холодными лужами, унылыми газонами и пустыми обшарпанными скамейками. Сев на одну из них, Денисов достал из кармана сигареты и жадно закурил. Проглатывая успокаивающий нервы дым, тупо глядя прямо перед собой, он с упорством заезженной пластинки снова и снова лихорадочно повторял про себя последнюю фразу Ворона: «Каждый получает именно то, чего заслуживает… каждый получает именно то…»

Максим долго сидел на скамейке, одну за другой выкуривая сигареты, опустошая пачку. Никотин наконец сделал свое дело. Постепенно на смену взволнованному самобичеванию стало приходить успокоение, а осознание собственного падения и низости сменилось оскорбленным «эго» и обычным пофигизмом.

– Да, и в рот ему ноги! – вслух пробормотал Денисов, рывком вставая с мокрой скамейки и выплевывая на землю сгоревший до фильтра бычок. – «Одни рождены для того, чтобы ходить по улице, а другие – чтобы подметать ее»! Так не подметать же улицы я пришел в этот мир!

Достав из кармана мобильник, Максим набрал номер дожидающегося его в джипе Павла и, на ходу разговаривая по телефону, быстро пошел по направлению к проспекту, сверкающему яркими огнями в конце длинной прямой аллеи.

Глава 49

Теплый и ласковый май как-то совсем незаметно сменился сырым и дождливым июнем. Почти каждый день на небе висели свинцовые тучи, и холодные ливни поливали город не переставая. Кто-то из поэтов прошлых времен однажды сказал, что Санкт-Петербург особенно красив в дождь. Но то ли дожди раньше были другие, то ли жители Северной столицы в наше время стали менее романтичными, однако хмурая питерская погода не радовала никого…

Денисов, наблюдая из теплого салона машины за мокнущими на трамвайной остановке людьми, думал о том, что здесь, на этой богом забытой земле, его уже ничего не держит. На счету в «Эссен-банке» находились огромные капиталы, гарантирующие безбедную жизнь нескольким поколениям Денисовых. Тем более любимая женщина, Рената, наконец-то согласилась уехать в Германию. Стало быть, никаких проблем! Они оба молоды, не глупы, вполне прилично говорят по-немецки и найдут, как и чем себя занять. Уж как-нибудь, но в благополучной Германии они сумеют устроиться.

Отъезду мешали лишь три обстоятельства. Во-первых, Ренату так увлекла работа на телевидении, что она уже говорила о том, что без нее не представляет свою дальнейшую жизнь. Этот вопрос, даже с учетом имеющихся у них денег и бесспорного таланта самой телеведущей, вряд ли можно было решить в Германии.