— Трехместный люкс с балконом, лоджией и окнами на море.
— Коробочка забита до отказа. Сезон.
— А за бешеные деньги?
— У нас коммерческое предприятие. При предоплате в сто процентов все возможно. Но дорого.
— А портфельчик я могу оставить на хранение?
— У нас — как в банке. Стопроцентная гарантия. Тридцать долларов в сутки.
— В сейфе?
— Сами можете убедиться.
— Уже хорошо. А словам сегодня никто не верит. Я очень дорожу своим багажом.
— Нет проблем. Можете взглянуть.
Чистяков кивнул на занавеску. Незаметно левой рукой он нажал на кнопку звонка под стойкой, и в кабинете Петра Потапенко раздался дребезжащий сигнал. Потапенко на месте не было — он наблюдал за новым постояльцем с лестницы, и клиент ему тоже показался подозрительным. Слишком помят и грязен. Да и портфельчик никак не вязался с его видом.
Потапенко видел, как Чистяков открыл перед ним занавеску. Когда они скрылись в камере хранения, местный детектив спустился вниз.
Лика устала попусту терять время и ерзать на сиденье. Дик совсем перестал считать ее За человека, превратил в личного шофера, а она хочет участвовать в работе, а не крутить баранку. Ей показалось, что ему может грозить опасность. Что там творится — никто не знает. Полчаса прошло, надо идти.
Она вышла из машины и направилась к центральному входу.
Журавлев чихнул от пыли. В комнатушке не было ни окон, ни вентиляции. Несколько огромных сейфов, поделенных на ячейки. Старые замки можно монетой открыть.
Чистяков отпер одну ячейку. Стальная дыра внушала доверие, а вот охранник — ничего, кроме отвращения. Жучара, это точно.
— Не хуже, чем в швейцарском банке. Вам выдается жетон на сданные вещи и гарантия дирекций о сохранности.
Журавлев облокотился на один из сейфов и поставил на него свой кейс.
— Не тот ящик открыл, приятель. Мне нужен другой, где лежит близнец этого портфельчика. Хочу поменять их местами.
Чистяков все понял. Он узнал вишневую кожу и золоченые наборные замки. Интуиция его не обманула, бандиты придут за своим добром. И как он сразу не раскусил этого типа, да еще сам завел его сюда и попал в собственную ловушку. Поторопился радоваться. Сутки прошли — и они уже тут как тут.