— Что за гадость они туда залили? Невыносимая вонища.
— Тебе ее не пить. А золото не имеет запаха.
— Имеет. И еще какой. Мой нюх меня всю жизнь на него выводил. Тебе тоже не приходится жаловаться на обоняние. Вот поэтому ты здесь, а не в Питере, под бочком у Мирона Шатырина. Или думаешь, я полный осел. Ничего не вижу, не знаю и не понимаю…
Он вдруг замолк и застыл.
— Так. Кажется, зацепил. — Он потащил острогу вверх, но она замерла на месте. — Иди сюда. Помогай, одному не поднять.
Они встали на стальные бордюры колодца напротив друг друга, и четыре руки вцепились в шест.
— Три-четыре, начали.
Острога двинулась с места. У добытчиков напряглись все мышцы и вздулись жилы на лице.
Из черной массы вынырнула белая крышка, затем корпус, потом ручка, за которую зацепилась острога.
— Это же бидон. Обычный молочный пятидесятилитровый бидон из алюминия.
— Заткнись и тащи.
Последний метр оказался самым трудным. Когда бидон вынырнул и повис в воздухе, нога Эдуарда соскользнула, и он едва не упал в колодец. Бидон пошатнулся, острога ослабла, и дно шлепнуло о поверхность черной жижи.
— Держись! — крикнула Вика.
Он устоял. Оба отдышались и вновь принялись за работу. Их подгонял страх, а силы давало нетерпение.
Наконец клад был вытащен наружу. Крюк соскочил, и бидон упал на цементный настил.
Чайка дернул на себя шест, и он выскользнул из женских рук.
Наступила томительная пауза, они мерили друг друга взглядами. На какую-то секунду Вике стало страшно. Но разум взял вверх.
— Брось, Эдди. Тебе ни за что не дотащить эту тяжесть до берега одному. Ты лопнешь!
Чайка со злостью ударил древком о колено и сломал багор на две части. Обе половины тут же полетели в колодец.
— Подальше от соблазна.