Акулы выходят на берег

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

Поручик предложил заглянуть в деревню Опунды. Во-первых, он собирался задать пару вопросов старику Бамбуки, а во-вторых, хотел определиться с направлением движения «акул». Он никогда не пренебрегал разведкой. Голицын оставил своих спутников в чаще, а сам с Опундой осторожно выбрался из леса… И резким ударом в челюсть вырубил Опунду. Промедли Поручик хоть секунду, тот заорал бы от ярости и выдал врагам себя, а заодно и всех остальных.

Поручик упал и залег рядом с потерявшим сознание проводником. Поляна у реки была перед ним как на ладони. Он тщательно пересчитал живую силу противника и насчитал одиннадцать человек. Тяжело вздохнул. Снова приходится оставлять баб вдовами, а детей сиротами. Впрочем, неубранные тела убитых мирных жителей деревни исключали всякие колебания насчет «бить или не бить». Собакам собачья смерть, шакалам – шакалья.

Для начала Поручик выбрал троих храбрецов с акульими эмблемами на рукавах. Они самозабвенно растаскивали полусгоревшие жерди – все, что осталось от хижины старого Бамбуки. Под ними они рассчитывали поживиться чем-нибудь мало-мальски ценным. Если бы с одной стороны к незадачливым мародерам подкрадывалась анаконда, а с другой – Голицын, они скорее бы узнали о приближении змеи, чем старшего лейтенанта. Потому что и удав, и Поручик двигались одинаково бесшумно, но от анаконды исходит специфическая вонь, а у Голицына даже портянки после недельной эксплуатации не пахли.

Он появился рядом с ними из травы, которая не смогла бы скрыть и домашнюю кошку. Прежде чем кто-то успел испугаться, Поручик тремя точными ударами ножа «катрана» пробил одному из них горло, другому – сердце, а третьему – легкое. Двое умерли сразу, а третий не мог ни вздохнуть, ни крикнуть, только таращил глаза, словно желая сказать: «Зачем же ты меня обижаешь? Я ведь брат твой». Поручику стало жалко парня, и он добил его еще одним ударом.

Дальше он начал охоту за одиночками. Пятерых следующих он убивал одного за другим, методично и тщательно – брал сзади за горло и насаживал спиной на острие ножа. Так рука устает гораздо меньше, чем если просто бить ножом. Мародеры были настолько захвачены сбором убогих ценностей уничтоженных жителей, что не замечали ничего, что творится у них за спиной и даже под носом. Так что для Поручика это была работа не охотника, а мясника.

Вероятно, нормального человека давно бы вывернуло наизнанку от такой работы. Но у Голицына в такие моменты отключались все эмоции. Правый рукав его рубашки пропитался кровью, но он не замечал этого. Главное – чтобы рукоятка в ладони не скользила.

Еще двоих Поручик убил уже в открытую, не таясь. Они не сразу сообразили, в чем дело, а поняв, что пришло возмездие, застыли, парализованные ужасом. Смотреть на их искаженные страхом лица было невыносимо, и Голицын прекратил их страдания двумя точными ударами «катрана».

Наконец, от всего отряда бандитов остался один, судя по всему, старший, одноглазый здоровяк. Он оказался гораздо сообразительнее своих подчиненных и успел выхватить из кобуры пистолет. Но тут же и выронил, потому что кисть его руки оказалась чуть ли не отсечена молниеносным движением лезвия ножа Поручика.

Одноглазый взвыл, схватив больную руку здоровой, и рухнул на колени.

– Проклятье! Я истекаю кровью! – вскричал он.

– Ты не представляешь, как я этим взволнован, – сказал Поручик. – Советую обратиться к врачу. Это может быть кариес.

И занес нож для последнего удара. Одноглазый затрепетал. Ему очень хотелось жить. Убивать других оказалось куда проще.

– Подожди, я не виноват! – Здоровяк успел заметить, что из всего отряда остался в живых лишь он один, поэтому опровергнуть его слова никто не сможет. – Их убил Глок, я пришел позднее, когда все уже кончилось. Я возражал…

– Что ты говоришь!

Опунда тем временем пришел в себя и позвал остальных. Увидев картину бойни несчастных жителей деревни, все застыли, потрясенные картиной чудовищного преступления.

Поручик указал на это Одноглазому:

– Посмотри, сколько народу вы убили. Так почему я должен сохранить жизнь тебе?

– Я открою очень важную тайну! – торопливо забормотал тот. – Наклонись.

Голицын взглянул на здоровяка с недоверием:

– А ты не собираешься откусить мне ухо? Нет? Ну хорошо. Если твоя информация окажется ценной, я сохраню тебе жизнь.