– Припеваючи.
– Да.
– О, это я смогу.
– Что тебя смущает, Дронов?
– Ты не вполне искренна. Вчера утром ты не была столь настойчива. Я сказал «нет», ты порешила себе «на нет и суда нет» и – ретировалась. Что изменилось? Сейчас ты – словно пантера, проведшая с год на цепи в жестком ошейнике.
– Да не год я провела на цепи, ты понимаешь, Дронов, не год! Всю жизнь!
– Во как!
– Как и ты! Только ты – мужчина, тебе легче!
– Отчего?
– Вы, мужчины, умете рассуждать о судьбах мира и человечества в целом подолгу и самозабвенно даже за прутьями сплошной решетки! Словно эти судьбы зависят от вас хоть на малую толику! А потому окружающее не кажется вам столь постылым. А мы, женщины, любим детали. Мы любим этот мир весь, целиком! К чему рассуждать о его судьбах, если твоя собственная жизнь похожа на очередь к кабинету дантиста?
– Мир многолик.
– Это демагогия, Дронов. Но не придуривайся: ты не демагог и не вольный стрелок. Ты – практик.
– Тогда давай рассуждать практически.
– Три миллиона – хорошие деньги. Даже с учетом накладных и налогов. По миллиону с лихвою на брата.
– Заманчиво. Но я все равно не понимаю, почему я вдруг стал тебе необходим. Только не нужно о сильном мужском плече, ладно?
– Это все?
– Нет. Еще больше я не понимаю, отчего я не могу обойтись в этом деле без тебя. Три миллиона, даже с учетом накладных, куда больше одного.
– Ты не показался мне алчным.
– Я и не алчен. Хотя бы потому, что нам нечего делить.
– Пока.