Вне закона

В один прекрасный день его пригласили для беседы в райком комсомола.

— Аракелов, — представился улыбающийся ровесник Севостьянова. — Можно просто Эдик.

Дальше последовала пространная лекция о «железном занавесе», о нигилистских настроениях в молодежной среде, заверения в расположении и доверии к Севостьянову, совершившему мужественный поступок в 1975-м, благодаря которому были задержаны опасные рецидивисты. Никто не забыт, ничто нe забыто. И вот теперь ему оказывалась высокая честь — стать глазами и ушами доблестных органов.

Опасаясь попасть в немилость («кто не с нами, тот против нас»), через трое суток, щедро отпущенных на размышление, Алик поставил свою подпись на заранее заготовленном документе, в котором выражал добровольное согласие сотрудничать с органами государственной безопасности. Поначалу перспектива разоблачения не давала ему покоя, но что сделано, то сделано, и коль скоро пути назад все равно не было, он решил извлечь из своего положения максимум пользы.

Деятельность молодого агента умело направлялась. Ему предлагали войти в доверие к различным людям, и очень скоро он проявил, недюжинные способности на этом поприще. Сдавал Алик тех, кого считал ненужным для себя, постепенно обрастая выгодными связями и избавляясь от потенциальных врагов. Ходить по острию нравилось все больше.

Встречи с Аракеловым проходили, как правило, в райкоме комсомола, в маленькой, пропахшей духами комнате инструктора Киреевой. И Севостьянов, и Аракелов были членами райкома, а потому их встречи ни у кого не вызывали подозрений. Длинноногая инструкторша встречала Алика обворожительной, всепонимающей улыбкой и, с появлением Аракелова, молча покидала кабинет, предоставляя им возможность поговорить с глазу на глаз.

Не забыли об Алике и опекуны-уголовнички, время от времени навещали его, оставляли кое-какие вещички для присмотра, иногда ночевали. Круг знакомых в этой среде ширился. В их акциях Алик участия не принимал, но был задействован на подготовительной стадии. К этому времени он работал главным механиком ремонтных мастерских, устроил к себе на работу пару умельцев, которые во внеурочное время наладили выпуск всего необходимого для ночного промысла, вплоть до оружия. Его кореша подламывали магазины, совершали налеты на инкассаторов, опустошали кассы заводов и рудников. К 1983 году вся преступная сеть региона была Севостьянову известна. Стоило избавиться от главарей, и управление можно было брать в свои руки. Доверие паханов к Алику окончательно укрепилось, когда он указал на человека, внедренного в одну из банд Аракеловым. Агента зарезали следующей же ночью, а труп утопили в болотной трясине.

За донос о готовящемся налете на кассиров шахтоуправления Севостьянов получил благодарность и толстый конверт из рук самого заместителя начальника УКГБ.

Вскоре встречи у очаровательной инструкторши Киреевой прекратились — Эдика Аракелова куда-то перевели. Привыкший к прикрытию с обеих сторон Севостьянов засуетился и начал потихоньку сворачиваться: продал машину, уволился с работы и поменял квартиру на Москву, благо за доплатой дело не стало.

Когда в стране начались большие перемены, Севостьянов уверовал, что о нем забыли. Десять килограммов золота, пригоршня камушков да восемьсот тысяч наличными вселяли уверенность в завтрашнем дне. Он обзавелся клиентурой в среде московских перекупщиков, купил несколько киосков, наложил лапу на ювелирные и часовые мастерские северной окраины столицы. Однако скоро — скорее, чем успел набрать запланированный вес, — ему дали понять, что он далеко не самый крутой из московских деловаров. Если бы оборот Севостьянова был поменьше, его попросту прижал бы рэкет, но стабильное положение и хватка заставили Пименова присмотреться к новоявленному бизнесмену поближе.

Пименов к тому времени имел то, чего не было у Севостьянова: зарубежные связи и высоких покровителей. Без этого удержаться в мире подпольного бизнеса немыслимо. Взвесив все «за» и «против», Севостьянов согласился на альянс. Он терял при этом относительную самостоятельность и значительную часть дохода, зато обретал надежную «крышу». Такое положение гарантировало безопасность, а потому вполне его устраивало.

О своем обязательстве сотрудничать с органами он почти забыл. За прошедшие годы они не напоминали о себе ни разу, сменив аббревиатуру КГБ на ФСК. После августовского путча девяносто первого последовали кадровые перестановки, и у Севостьянова не без оснований появилась надежда, что вместе с отслужившими свое сотрудниками без следа исчезли и списки агентуры.

Все улеглось. Севостьянов стал правой рукой Пименова, знал не только обо всех акционерах, но и о счетах шефа за границей. Не все члены попечительского совета были довольны Язоном, и об этом в последнее время недвусмысленно давали понять Севостьянову. Пережимал шеф и в отношении подопечных. Хотя они о своих настроениях предпочитали не распространяться, чувствовалось, что близятся перестановки.

Поначалу Пименов скрывал, что у него появилась любовница. Но шила в мешке не утаишь. Вскоре он представил Светлану узкому кругу на загородном пикнике.

Севостьянов не сразу узнал в ней инструкторшу райкома Кирееву. Да и она ничем не обнаружила давнего знакомства — в первое время самому Севостьянову было неясно, узнала ли она его через двенадцать лет.

Оказалось, узнала. Через месяц сама его нашла — явилась поздно вечером прямо на квартиру.

— Как живешь, стукач?

— О чем это вы?

— Брось притворяться. Привет тебе от Эдика Аракелова.

У Севостьянова внутри все оборвалось: внедрена! Дело завалит! Его погубит!..