– В общем-то это хорошо, – неожиданно сказал Протоиерей. – Это её ошибка, а нам она даёт шанс. – Он помолчал и поправился: – Городу это даёт шанс.
– Мы все пойдём, – сказала Анастасия. Она не отрывала взгляда от экранов. Пыталась найти в шаркающей ногами, медленно идущей толпе своих родных?
– Всем не надо, – сказал Пётр. – Более чем достаточно двоих.
Он помедлил секунду, потом улыбнулся:
– Впрочем, чего это я… Достаточно и одного.
Наверное, это здорово, твёрдо знать, что впереди – жизнь вечная.
Или хотя бы в вечную жизнь верить.
Глава четвертая
Замкадье и Москва
Я закончил отчёт. Дважды перечитал написанное. Распечатал и переписал ещё раз. Нашёл три грамматические ошибки и четыре пунктуационные. В пунктуационных я не был уверен, но на всякий случай исправил и их. Потом распечатал текст ещё раз и расписался.
У Даулетдиновой был пунктик на почве грамотности. Она могла вернуть отчёт, нормальный хороший отчёт, исчирканный красной ручкой и с припиской «Вы нерусский или учились в девяностые?» Вот не зря говорят, что самые яростные поборники русского языка получаются из знающих его в совершенстве нерусских. И ведь даже не возразишь ничего, сама Даулетдинова язык учила в Махачкале, причём именно в девяностые.
Вот что ей стоило пойти не в полицию, а в педагогический институт? Была бы министром образования…
– Денис.
– Михаил? – со вздохом спросил я, поворачиваясь.
Кваzи, уже минут десять терпеливо дожидающийся, пока я освобожусь, посмотрел на часы. Часики у него были старые, механические. Если бы кваzи были способны на позёрство, то я бы решил, что это часть его образа, вместе с потёртыми костюмами и старомодными галстуками.
– Ты хочешь проветриться.
Я наморщил лоб.
– Погоди-ка. Мне показалось, что я не услышал в твоём предложении вопросительной интонации.
– Её там и не было. Я не спрашивал, я информировал.
– «Что, мама, замёрз? Нет, хочешь кушать», – со вздохом процитировал я древний анекдот.