Но Михаил с серьёзным лицом бросил каждому из нищих по монетке, склонив голову, осенил себя буквой Z, сверху вниз наискосок, как полагалось из каких-то хитрых соображений.
На самом деле я не такой профан, как можно подумать, и кое-что о делах кваzи знаю…
Я решил, что зюкаться не стану ни в коем случае. Перекреститься, входя в человеческую церковь, я бы мог, из вежливости. Мы же соблюдаем всякие странные обычаи, входя в чужой дом, – заношенные тапочки надеваем, невкусный чай пьём, вонючих котов гладим. Но в церкви кваzи креститься было бы неуместно, так что я просто на миг склонил голову и придал лицу серьёзное выражение.
В самой церкви всё оказалось на удивление привычно. Был иконостас с совершенно обычными иконами, и свечи, и запахи благовоний. Некрасивая женщина в платке продавала в церковной лавке всякую мелочёвку – книги, журналы, свечи, образки. Женщина, кстати, была обычным человеком.
– Первый раз у нас? – сурово спросила она меня. – Папаша вас привёл?
По степени гостеприимства и терпимости она ничуть не отличалась от рядовой прихожанки человеческой церкви.
– Первый раз, – сказал я.
– Вы живой, – с лёгким обвинительным уклоном сказала женщина.
– Да, верно. Быть живым – моё ремесло. Это плохо?
– Что вы! – возмутилась женщина. – Наша церковь открыта и для людей, и для кваzи!
Михаил внезапно пихнул меня локтем в бок, и я проглотил вопрос про восставших.
– Нам две свечки, – попросил Михаил.
– Какие?
– Большие, за пятьдесят рублей.
Женщина сразу подобрела.
– Кому ставить будете? – спросила она. – Вас я тоже раньше не видела…
– Я в Питере жил, – сообщил Михаил.
Женщина совсем просветлела.
– Ах, Питер! Я так мечтаю отправиться туда в паломничество! Вот ваши свечи. В Исаакиевском соборе, говорят, бывают такие службы…
– Сдачи не надо, – сказал Михаил, протягивая ей сто рублей, чем вверг в лёгкий ступор и прервал мечты о паломничестве. – Можем мы увидеть отца Иоанна?