Состояние моих телес молоденькая помощница-казашка проворно разносила по графам отпечатанной на серой бумаге формы.
— Хабеас корпус, — изрек я с ученым видом.
— Правильно, — сказала дама. — Неприкосновенность личности. Юридический акт, запретивший в тринадцатом веке британскому королю рукоприкладствовать в отношении вассалов. Теперь это международно-правовая норма, которой мы неукоснительно следуем… Составим актик, с чем вы явились, подпишете…
— И никаких претензий? — спросил я.
— Претензии останутся, почему?
— К кому же?
— К тем, кто вам нанес эти интересные телесные повреждения до поступления к нам… Но разговаривать не положено. Вы должны молчать. Верно, Юра?
Надзиратель Юра, двухметровый детина в камуфляжной форме и красном берете, обвешанный дубинкой, наручниками и не оттягивавшей пояс кобурой, возможно, и с туалетной бумагой внутри, переступил с ноги на ногу и сказал вежливо:
— Ну, Софа Ильинишна… Вы же знаете!
Мне показал кулачище. Ором диктовке мешать не решился.
Дух Ибраева витал в воздухе медпункта. В протокол осмотра вносился набор повреждений моему «корпусу», который вполне будет соответствовать, если понадобятся косвенные улики, исходу рукопашной со «сладкой парочкой» возле «Детского мира», устройству взрыва в «Стейк-хаузе» и сопротивлению отчаянно боровшегося за жизнь прирезанного мною Усмана. Когда подполковник подвешивал меня на ременной петле, он отнюдь не лютовал, он реализовывал, говоря по-современному, часть своего бизнес-плана.
Мой оптимизм рос. Подполковник открывался новыми гранями своего контрразведывательного дарования. В его профессиональной предусмотрительности угадывались черты, общие с хваткой моего работодателя и на данный момент полного тезки.
Я охотно подписал протокол своего медицинского освидетельствования, а потом, поохивая от щекотки, с удовольствием отдался юной казашке, которая обмотала меня эластичным бинтом.
— От вас, кажется, водочкой попахивает? — спросила докторша на прощание.
Упоминание про водочку, я почувствовал, оказалось знаковым, это было свидетельство о привилегиях. Надзиратель Юра больше не упирал конец дубинки мне в спину, пока мы вышагивали к двери, за которой я оказался в бетонном колодце. По дну размером три на четыре метра нервно метались в затылок пять человек. Двое носили каракулевые генеральские папахи без кокард и дорогие шинели со споротыми погонами, судя по цвету петлиц, авиатор и артиллерист.
Я поднял голову. Стенки колодца уходили в клочок голубых небес, расчерченный колючей проволокой и стальной решеткой. Разглядывать можно было только четыре гофрированные подошвы галош на валенках двух часовых, переминавшихся на решетке. Как же бодрил морозный воздух!
— Наверное, не меньше тридцати градусов ниже нуля, — сказал я вполголоса, пристраиваясь за авангардным пальто оттенка «аврора».
— Ускорьте шаг, — сказал муж Ляззат через плечо. — Дыхание учащается, пар изо рта скроет от надзирателей то, что мы разговариваем… Если услышат, немедленно в камеру. Вы поняли, Фима?
Я принялся демонстративно страдать одышкой.
— Спасибо за угощение, — сказал я, переходя на рысь, чтобы как бы ненароком упереться Олигарху в спину.
ebooksa