В Москве, принимая трехчасовую разницу во времени, Шлайн уже спал дома. Пора было ему звонить.
Телефонный аппарат стоял на стойке, под рукой кассира, пересчитывавшего пачку купюр по пятьсот тенге. Я вальяжно подошел и положил поверх пачки ещё четыре таких же. До этого малый, конечно, доложил, что невзрачный пиджачишко и штанцы с люстриновой ниткой прикрывают почти олигархическую плоть, и кассир без колебания дал добро на набор московского номера. В своем углу зала «хвостики» встрепенулись удовлетворенно. Будет о чем доносить. Не зря высиживали. Я видел, как они велели официанту принести ещё и пачку «Мальборо».
Аппарат Ефима стоял на автоответчике. Шлайн попросил «после сигнала оставить послание». Он уехал из Москвы. Если бы нет, говорилось — «оставить сообщение».
— Все прекрасно в этом прекраснейшем из миров, — сказал я кассиру. Спасибо, ваше денежное степенство… Дома телефон молчит. Даже ночью. Жена ушла к другому. Или с другим и не снимает трубку.
— Обзаведетесь новой, невест навалом, — утешил вежливый философ и спросил вдогон: — А ваши деньги?
Я помахал рукой. Мол, жизнь и так практически не сложилась, незачем опошлять её закат беспокойством о презренном металле.
Спускаясь в вестибюль гостиницы я опять соблазнился, опробовал на витражной рамке, сквозь которую нещадно дуло, угловой барашек. Скручивался легко. И боком в проем витража я бы прошел. Вниз лететь метра два, при этом в снежную кучу, собранную как раз внизу.
Вызванный лифт привез растерзанного здоровяка с невероятной пестроты бутылкой итальянского шампанского. Галстук с резиновой удавкой торчал из кармана сорочки.
— Вы её не видели? Где она? Разве не с вами? — спросил он.
— Нет, — сказал я. — Это уже первый этаж. Я никого не видел…
— А моих ботинок?
Обувки на нем действительно не имелось.
— И пиджака тоже, — сказал я.
— Блин и твою мать, блин и твою мать… Тогда пусть отдаст кошелек и документы! Скажи ей, чтобы отдала… тут же! Так и передай, понял! Дрянь какая… Путается со всяким дерьмом… Позорит при всех! Передай мой приказ: немедленно ко мне… А твою поганую рожу я видеть не могу!
Я сделал шажок в сторону, и вслед за кулачищем, нацеленным мне в челюсть, ревнивец вылетел в вестибюль из кабины. Падая, он не порезался об осколки своей бутылки, и я с чистой совестью вдавил кнопку «8». Лифт оказался немецким, шел бесшумно и плавно. Оставалось предвкушать неторопливый душ и глубокий сон.
— Вам ничего не нужно в номер? — спросила дежурная, в столик которой я уперся, выйдя из лифта. — Если понадобится, скажите. Я не сплю долго. Так что пожалуйста…
— Нет, спасибо… Знаете, один… переутомившийся человек гоняет лифт в поисках документов, денег и жены, своей, конечно. Он не в себе, мне кажется, — продал я бродячего скандалиста от обиды за незаслуженное покушение. — С ним ничего не случится?
Дежурная встала из-за столика и подергала висячий замок на финском холодильнике со стеклянной дверцей, за которой стояли бутылки с водкой, коньяком и пивом.
— С пьяницами ничего не случается, — объявила она назидательно. — И никогда! Вчера степняки с элеватора свадьбу играли в ресторане… никак не угомонятся, бродят по номерам друг к дружке… Допивают. А вы не из этих, хлеботорговцев? Какой-то и к вам пришел, с бутылкой, сидит, ждет, глаза, наверное, уже налил… Вы уж извините. Они ведь слов не понимают… Я и не останавливала.
— Смотрите-ка, — сказал я вяло. — И давно дожидается?
ebooksa