— Заканчивай бумагу, я передам по назначению. Спасибо за повод приехать. Через двадцать минут…
Она разъединилась.
Усман не дает ей заснуть, подумал я. Фрейдизм какой-то посреди казахских целинных степей под завывание пурги. Придется выламываться под психоаналитика после тяжелого и длинного дня… За что, Господи?
Из одеяла я соорудил подобие бедуинского бурнуса, чтобы в надлежащем виде и достойно, лицом к лицу, встретить угрозу, таившуюся в ночном визите, назовем это так, дамы. Я натянул носки и сунул ноги в пенсионерские ботинки. И задремал, потому что стук в дверь застал меня врасплох.
Вплыла с каменным лицом коридорная с подносом, на котором стояли бутылка коньяка, французские плавленые сырки «Смеющаяся корова», несколько банок с минеральной водой и термос с двумя кофейными чашками. Следом предстала Ляззат — в униформе и макияже классической потаскухи. Шубка нараспашку, под ней то ли слишком короткая мини-юбка, то ли слишком широкий кожаный пояс, огромная бляха на груди, обтянутой свитером, фиолетовые шерстяные колготки, полнившие длиннющие ноги до невозможной притягательности. Серебряная помада слоем лежала на губах. Щеки посерели от мороза. В руках — раздувшаяся сумочка итальянской замши, из которой торчала коричневое поленце колбасы в надорванном пластиковом пакете.
Выскользнув из шубы так, что она упала мне на руки, Ляззат плюхнулась на кровать, утонув в продавленном матрасе. Расставленные коленки, в которые она упиралась руками, торчали едва ли не выше ушей.
Свертывая и укладывая на стуле шубу, я почувствовал по её весу, что пистолета в кармане нет.
Протянутая мною сотенная стремительно исчезла в ладони коридорной. Она явно опасалась непредвиденной реакции ночной гостьи и быстро выкатилась за дверь.
— Что это она тебя так боится? — спросил я, чтобы не молчать.
— Догадывается.
— О чем догадывается?
— Кто я… У тебя есть стаканы?
Голос её становился глуше. Голова свешивалась. Волосы распадались на неровный пробор и закрывали лицо.
Ну и ведьма, подумал я и спросил осторожно:
— А кто ты?
— Ты сам-то как считаешь?
— Прошлый раз ты сказала. Дочь Усмана.
— Нет Усмана, стало быть, нет и дочери… Но лить слезы, как прошлый раз, я не буду, не беспокойся. Я по делу заявилась. Согласно приказу…
— Все лучше, чем парочка обормотов, которые пасли меня до тебя, сказал я.
— Парочка пасет в эти минуты твоего московского и моего здешнего начальничков. Состоит при телах… Ты принесешь стаканы или мне самой идти в ванную за ними?