— Фото выполнены нашей службой, они не получены от Шлайна, — сказал, выделяя каждое слово, Ибраев. — И, если вам дороги близкие, советую поверить. Практическая проверка, во-первых, станет тратой времени, которого у нас очень и очень мало, а во-вторых, определенно завершится для вас плачевно. Вам некуда бежать от меня, Бэзил Шемякин. И неоткуда, будь то Кельн, Париж или Бангкок.
— Почему эти три города?
— Отвечу банально: вопросы с этой минуты и в последующем задаю только я. Понял, дерьмо наемное?
Подполковник запомнил, что я с ним не помирился. И дал мне второй шанс на будущее. Удар под вздох, который я получил, традиционно щадящий, конечно, не по ломанным ребрам, вырубил меня на четверть часа. Когда я очнулся под мягкими пощечинами Ляззат на полу лавки, стрелки моих швейцарских «Раймон Вэйл» показывали почти четыре пополудни, а подполковник почтил нас своей кампанией в «Евразии» после трех с лишним…
— Как ты? — спросила Ляззат. — До машины дотянешь?
— Кровь белого пролита, — сказал я. — И во второй раз, обрати внимание.
На улице я сплюнул. Нет, крови не было. Было унижение.
Все возвращается на круги своя. Снова самец макаки в пропотевшем френче, с упирающимся в подмышку револьвером в брезентовой кобуре преграждает дорогу к трапу на шанхайском пирсе. Снова кланяется папа, получивший от него пощечину, а мама, заискивающе улыбаясь, сует комок юаней в нагрудный карман вонючего мундира. Снова смотрит на все это тогдашний Бэзил, но теперь вместе с ним ещё и Колюня…
— Обиды и месть не для людей нашей профессией, — сказала Ляззат. — Я верно тебя цитирую? Забудем. Бывает…
Глава седьмая
Золотой треугольник
Низкий вялый закат просвечивал на стрежне промерзлого Ишима ледяную статую американской Свободы, отчего она казалась пропитанной жидковатой сукровицей. А воздетый факел горел почти по настоящему.
Под эркером пентхауза высотного дома на главной набережной Астаны изваяния из нарезанных кусков замерзшей реки стояли толпами. Справа и слева, пока видел глаз. Слоны, жирафы, верблюды, два Чингисхана, китайского вида вельможа в тюбетейке с помпоном, роденовский Мыслитель, всадник с копьем и всадник с луком, голова Леонардо, барельеф банкноты в двести тенге с профилем местного мыслителя Аль-Фараби, Дядька Черномор и подобие шотландской резиденции британских королей Балморал. Много всяких и разных…
— Впечатляет? — спросила мадам Жибекова.
Я поежился. Стылый пенал из кирпича и дерева пронизывали свирепые сквозняки. Мадам называла это возможностью освежиться. Она, ловко и эластично перебирая коротковатыми ногами, оттанцевала меня, если так можно сказать, из салона с гостями в эркер, похожий на огромный балкон, и легонько подтолкнула к окну — якобы полюбоваться с девятого этажа выставкой ледяной скульптуры. Мадам готовила меня к чему-то?
Замерзая окончательно, я узнал, что проект дома, в котором она живет, копировался с московского известного «дома для Потаниных» на улице Вересаева. Что цена квадратного метра в апартаментах на 350 «квадратов» поднимается до 5 тысяч долларов. Что её мужу, «замечательному казаху и полковнику» Жибекову, обеспечили пятьсот со свободной планировкой и в два уровня. А уж инфраструктура дома, который в городе окрестили «Титаником» за внешнее сходство с киношным лайнером, и вовсе уникальная — может, второй такой в Москве. Подземные гаражи, несколько саун и тренажерных залов по этажам, два бассейна, ресторан, бар, бильярдная, кафетерий и солярий, служба горничных, детский сад, косметический салон, зимний сад, а также освещенная и охраняемая лыжня. На лыжню пришлось посмотреть, высунувшись с риском смертельной простуды, в открытую застекленную створку.
— Видите цементный козырек у поворота лыжни? — сказала она. — Под ним выход с пожарной черной лестницы… Лифта нет, надо идти пешком… Единственное неудобство в доме.
Я погибал, в то время как мадам Жибекова непоколебимо переносила тяготы казахстанской зимы в легком шелковом платье с декольте. Ради чего?
— Вы ведь иностранец? — наконец, спросила она.
Лгать не приходилось. И она, русская, будет теперь чужой в России. Но её интересовала Франция. Не согласился бы я переговорить про неё с Олегом? Олегом? Ну, да, по поводу Франции… Через минуту я выбивал бы дробь зубами, а поэтому, чтобы не потерять лицо, немедленно согласился на разговоры «по поводу Франции», лишь бы вернуться в тепло прокуренного салона. Курили гости нещадно.
ebooksa