Боевой выход

«Слава богу, отстали!» – только подумал Ефимов, и в этот момент на связь вышел командир отряда.

– Знаешь что, Лес, – комбат говорил спокойно, разве что немного устало; видимо, его самого достала эта непонятная история. – Снимайся и иди наверх в сторону…йкого… Сядешь на один квадрат левее твоего перехода через асфальт, на сопке, над дорогой – и сидишь там до конца БЗ. Понял? В общем, сидишь, пока не прибудет эвакуационная колонна. Как понял меня, прием?

Ефимову хотелось крепко выругаться, вместо этого он устало вздохнул и, смирившись с отданным приказом как с неизбежностью, ответил:

– Понял вас, иду на сопку. Конец связи!

И, не дожидаясь, когда комбат озадачит чем-нибудь еще, отключил радиостанцию.

– Подъем! – На этот раз команда прозвучала почти весело, Ефимова начал разбирать нервный смех. – Начало движения через пятнадцать минут. – И взглянув на часы, вслух, но для себя: – До темноты успеем.

Они отошли всего на несколько сотен метров севернее, но местность поменялась кардинально. Если там, где группа перешла дорогу и спускалась вниз, склон был не слишком крутой, без каких-либо значительных перепадов, поросший ровной зеленой травой и разнообразными кустарниками, то теперь под ногами все чаще и чаще попадались лишенные растительности глинистые проплешины; кустарники практически исчезли, уступив место темным деревьям, среди которых попадались подлинные великаны. Местность какое-то время была почти равнинной, зато, когда до означенной сопки осталось всего ничего, впереди выросли глинистые кручи, больше похожие на настоящие скалы, чем на обрывы обычных чеченских высоток.

Сергей взмок, как упавшая в воду мышь, прежде чем выбрался на вершину. Но устал он не слишком сильно, гораздо меньше шедшего впереди всех Прищепы, и уж тем более меньше тяжело дышавшего пулеметчика рядового Тушина. Пару раз Ефимов даже предлагал ему свою помощь (потащить за него пулемет), но оба раза это предложение было с негодованием отвергнуто. В конце концов, старший прапорщик понял, что боец скорее сдохнет, чем передаст кому бы то ни было свое оружие, и со своими предложениями больше не совался. К удивлению и даже к радости Сергея, лучше всех после восхождения чувствовал себя старший сержант Шадрин. Все опасения Ефимова о несостоятельности своего замкомгруппы как человека, способного к длительным и трудным переходам, развеялись как нехороший сон. А вот сон, уже не единожды за последнее время по ночам бередивший его душу, едва он лег спать, пришел снова… Старые, уже, казалось, навсегда забытые события другой, уже давно отзвучавшей войны не давали покоя уставшему за день сердцу…

Сергей проснулся, когда уже почти стемнело. Прогоняя от себя остатки липкого, как мед, и горького, как полынь, сна, начал растирать затекшую левую руку. В груди ныло. Закончив массировать мышцы и чувствуя, как кровь с покалыванием заструилась по капиллярам, он встал и, прихватив оружие, отправился проверять охранение. Сегодня Ефимов решил дать Виталику выспаться. Нельзя всегда полагаться на других, это может войти в скверную привычку. А привычек Ефимов старался не иметь, особенно скверных…

Проверив охранение, Сергей вернулся к своей дневке и, увидев сидящего у радиостанции радиста, тихонечко спросил:

– Что у нас нового?

– Вот, – Каретников протянул группнику тонкий блокнотик, вырезанный из обыкновенной ученической тетради.

– Ты думаешь, я филин? – спросил Ефимов.

И в этот момент, как бы насмехаясь над ним, лавируя между деревьями, пролетела тихая тень. «Сова», – безошибочно определил невольно оглянувшийся Сергей, а радист, поняв свою ошибку, уже начал снимать с себя накинутую на плечи плащ-палатку.

– Давай на словах, что помнишь.

– Э-э, а-а, – не зная, как начать, Каретников запутался в собственных мыслях. – А, да, только что передали, около двадцати тридцати по координатам, – он безошибочно назвал сообщенные ему координаты местности, – замечена группа боевиков численностью до двадцати восьми человек. Боевики перешли дорогу и скрылись в лесу.

– Значит, так… – Мыслям в голове у старшего прапорщика становилось все теснее. – Интересное кино…

Ему не надо было смотреть на карту, чтобы понять, что по озвученным только что координатам пролегал тот самый лесок, точнее, лесополоса, в глубине которой он неоднократно пытался устроить засаду. Останься он там – и встреча его группы с бандой стала бы неизбежной. Но вышло как вышло. Что ж, не судьба. В следующий раз. Но действительно странно, и чем дальше – тем страньше и страньше… С этими мыслями командир второй группы пошел спать.

Полковник Черных был в курсе скандала, разгоревшегося относительно действий второй группы, а точнее, самовольного изменения ее командиром квадратов определенного ему района разведки. Правда, тот ссылался на устные приказания командира батальона, но комбат все отрицал. Возможно, не помнил (не зря же Черных поил его коньяком, смешанным с неразбавленным спиртом), а может, искусно делал вид, что не помнит. Трясунов не дурак и понимает, как вывернут его задницу, если он, полковник Черных, не подтвердит своего отданного так же устно приказа. А он подтвердит? Полковник задумался. Там, кажется, даже собирались отстранить группника от должности – за самоуправство. Кстати, а кто у нас там группник? А, старший прапорщик Ефимов… Впрочем, неважно, хоть кто. Да и ничего ему не сделают. Ну завернут наградной, ну, влепят выговор, скорее всего устный – и вперед. В горы кому-то ходить надо. Да, может, и не будет ничего этого, боевое задание еще продолжается; пока оно закончится – появятся новые проблемы, и от него отстанут. Впрочем, для верности можно, конечно, позвонить и несколькими словами вернуть Ефимову «доброе имя», но стоит ли? Нужная банда уже прошла, объект упущен, так к чему напрягать голосовые связки? К тому же в Ханкале у «чехов» свой человек, и судя по возне, им поднятой, немалого ранга. Или же он лишь имеет доступ к уху человека немалого ранга?.. Хотя это тоже неважно, важно другое: он существует, он владеет информацией, он, в конце концов, отслеживает ее. Тогда стоит ли светиться и косвенно подставлять своего агента в штабе Басаева? Нет, не тот случай, не тот. А прапор… Что прапор? Выкрутится…

Ночь и весь следующий день прошли на удивление спокойно. Никто не доставал новыми задачами, никто не пытался выяснить, почему группа сидит на месте, а не ведет поиск, никто… Одним словом, впечатление было такое, что до засевшей на вершине сопки ефимовской группы никому нет совершенно никакого дела. Возможно, именно так оно и было, да и сам Ефимов не видел в своем сидении никакого прока. Устроить засаду и вести поиск там, где хотелось, ему не дали, а заниматься ерундой и лазить в тех местах, где заведомо ничего не могло быть, не хотелось. Сергей раз пять за день перекусил, каждый час ходил проверял несение службы в тройках, пытался спать… Но время казалось резиновым, оно тянулось и тянулось бесконечной жвачкой. Ефимову было скучно и грустно. За весь день по дороге, над которой возвышалась занятая спецназовцами высотка, проехала всего пара легковых автомобилей, затем пропылил, пыхтя двигателем, старый «ЗИЛ-130», а почти следом за ним, дымя черными газами из выхлопной трубы и звеня бортами разболтанной телеги, прогромыхал колесный трактор. В кабине у него сидело трое мужчин, а в телеге стояли канистры и пара стареньких бензопил «Дружба». Прокатив еще сотню метров, трактор притормозил и, повернув вправо, начал сползать по узкому серпантину тянущейся вниз дороги. Вскоре звук тракторного двигателя умолк, а в дневном лесу раздалось спаренное жужжание вгрызающихся в дерево «Дружб». Вот и все разнообразие. Напилив дров и нагрузив ими телегу, троица завела трактор и уехала, а тоска стала снедать Ефимова еще сильнее.