Боевой выход

– Нет, вы погодите, мы вторые сутки не жрамши! – протестовал в эфире капитан Гуревич, недоумевая и шизея от такой несправедливости. Но его, похоже, уже никто не слушал.

Ефимовская группа в густеющих сумерках двинулась к месту эвакуации, а бойцы группы капитана Гуревича остались в лесу еще на одну ночь, чтобы к десяти часам утра, голодные и уставшие, выбраться к месту вчерашнего боестолкновения и, ориентируясь по едва видимым приметам, двинуться по следам отступившего противника.

Уже ближе к обеду первая группа первой роты после продолжительного перехода взобралась на очередной хребет и, стараясь держаться как можно ближе к обрывистому краю, медленно поползла к югу. Где-то там, по всем раскладам, и должна была находиться вражеская база. Ее просто не могло там не быть. Последний раз замеченные головняком следы вели именно в этом направлении. Если будет база, значит, будут вражеские трупы и, возможно, раненые. Их не могли нести до бесконечности. Базу необходимо обнаружить, смять сопротивляющихся и захватить тех, кто предпочтет плен смерти. Для этого спецназовцев и оставили еще на одни сутки. Именно поэтому он, капитан Гуревич, и его группа, усталые и злые, не выспавшиеся и голодные, упрямо шли вперед. Найти, догнать, уничтожить. Гребаная база, гребаные «чехи»!

Шли медленно, осторожно, высматривая, куда и как ступить – если тут база, то обязательно есть мины. Их не надо искать, их надо обойти. Игорь считал, что база уже совсем близко и подходов к ней два: только так, по хребту, или там, снизу по заросшей кустарником, заваленной упавшими, сгнившими от вечной сырости деревьями лощине. Где ни иди – все плохо. Можно было бы двигаться понизу, там нажимниками всего не перекроешь, но самое то – установить растяжку. Да, собственно, и растяжка там ни к чему – выходить лощиной (поднимаясь снизу вверх) на базу, почти наверняка расположенную на окруженном сузившимися хребтами взгорке, опутанном рядами переплетающихся меж собой окопов, может додуматься только ничего не соображающий глупец или безумец, слишком верующий в свою удачу. Гуревич не был ни глупцом, ни безумцем, но будь его воля, он вообще не пошел бы сам и не повел сюда своих людей, – а не пожалел бы авиабомб и накрыл сразу полквадрата, не оставив среди поломанных, изувеченных деревьев ни единого шанса уцелеть спрятавшейся здесь банде. Но деньги, деньги! Самолетовылет дороже человеческой жизни, и потому они шли. Упрямо шли дальше, стараясь глядеть под ноги, но все же больше направляя свой взгляд вперед и по сторонам: мелькнет где-то впереди тень, щелкнет под чьей-то ногой сухая ветка, послышится чей-то шепот, и все: скользнут вниз предохранители, рассредоточатся, уйдут вправо-влево разведчики, зажимая в клещи огненной дуги забившегося в щели противника. И загремит, загромыхает по лесу многоголосая канонада, запахнет порохом и сгоревшей взрывчаткой разорвавшихся гранат, закричат люди, разбегутся по лесу напуганные громкими звуками звери. И кто-то умрет.

А пока группа капитана Гуревича шла по узкому карнизу нависающего над местностью хребта, не зная наверняка, но уж точно догадываясь, что вот здесь рядом, под ногами, стоят вражеские замыкатели. И ничего, совершенно ничего не могла противопоставить им, кроме своих глаз и опыта: миноискатель был вынут, собран и уложен обратно в чехол. Звенело буквально все – осколки некогда упавших здесь снарядов, зарытые в землю банки из-под консервов, специально разбросанные по хребту мелкие гвозди. Шедший первым сержант Романов выбирал путь, ведомый… нет, не опытом, а никому неведомым чутьем, инстинктом, находящимся на грани мистики. Он не искал дороги, он просто знал, куда со следующим шагом поставить ногу – ни вправо, ни влево, только сюда. А может, и не знал он ничего вовсе, а вело его вперед солдатское везение и благословение матери? Но он шел, и, ступая за ним след в след, торили свой путь и все остальные спецназовцы. А на толстом суку большого дерева сидела птица и, дожидаясь, когда же ей наконец-то представится возможность позавтракать, вертела из стороны в сторону своим черным тупым клювом.

Идущий в замыкании рядовой Носоев на мгновение отвлекся от ритмичного движения группы – что-то привлекло его внимание, навязчиво бросаясь в глаза. Он повел взглядом, и точно – на уровне лица, совсем рядом, только сделай шаг в сторону и протяни руку, висели орехи. Целая гроздь, четыре крупных, сросшихся между собой ореха. Зеленые, они еще не могли быть спелыми, но такие притягательные, домашние, такие же, как в его родной Воронежской области. Сорвать, отцепить зеленую шелуху, разгрызть неподатливую, вязнущую на зубах скорлупу, выковырять языком белое, еще не зрелое ядрышко. Соблазн оказался слишком велик. Носоев остановился и шагнул в сторону. Птица на ветке заинтересованно наклонила голову. Ступня стала опускаться на землю, касаясь небольшого холмика, неуловимо выделяющегося от окружающего зеленого пейзажа лишь своим еще более зеленым цветом. Птица подалась вперед. Она помнила, что прошлый раз именно в этом месте нагибался и поливал землю человек с тремя пальцами на левой руке. Подошва ботинка коснулась травы, смяла ее; разведчик наклонился вперед, перенося вес тела на только что поставленную ногу. Контакты нажимника пошли навстречу друг другу. Грохнуло. Эхо гулко стало разносить звук по всему лесу. Птица испуганно шарахнулась и перелетела на другое место. Впрочем, она уже не боялась – она привыкла, и она знала, что теперь ей уж точно будет чем поживиться.

– У первой группы подрыв. – Ворвавшийся в кубрик ротный зло бросил на кровать скомканную тельняшку. – Собирайся!

Пришедший с БЗ только вчера ночью, Ефимов безропотно встал и быстро через солдатскую половину палатки вышел в сторону плаца. Группа стиралась. Наверняка все уже замочено. Да и хрен с ним! Поедут в том, что есть.

– Дневальный, бегом в баню, вторая группа на выезд! В первой группе подрыв, – уже вдогонку убегающему дневальному сообщил он, чтобы бойцы сразу знали, что к чему, и не задавали глупых вопросов. В ПВД, кроме второй группы, других разведчиков сейчас не было. Первая, естественно, все еще оставалась в лесу, четвертая поехала на вывод третьей.

– Дневальный, – это уже дневальному по роте связи, – давай на выезд моих радистов.

– Товарищ старший прапорщик, они вместе с вашими в бане, – отозвался дневальный.

Его лица Ефимов не помнил, наверное, один из связистов, то ли вечный дежурный со сто сорок второй, то ли помощник старшего на силовом агрегате. Да и какая разница? Сейчас Ефимову до него не было абсолютно никакого дела. «Значит, подрыв. Хреново!» Сергей мотнул головой, словно прогоняя нехорошие мысли, и снова пройдя через всю палатку, оказался во внутреннем «дворике». На протянутых там веревках висела его «горка». Выстиранная еще вчера, она уже успела высохнуть, и только кое-где на швах оставалась слегка мокрой.

«Сойдет», – решил старший прапорщик, отцепляя удерживавшие одежду прищепки.

И снова затрясло, закачало по раздолбанной дороге тяжелые бронированные «Уралы». Запрыгали, заматерились на не видящего ям водителя так невовремя выдернутые на выезд разведчики. А сам водитель, с трудом вписываясь в очередной поворот, в своей бесплодной попытке догнать все время убегающий БТР, матерился на начальство, так и не заменившее ему неработающую «глушилку»; на командира взвода, наполовину урезавшего ему боевые; на подругу, до сих пор не удосужившуюся позвонить, а у него самого уже давно были пропиты последние «бабки»; на подорвавшегося бойца, из-за которого он вынужден сейчас рисковать своей жизнью, вместо того чтобы спокойно дрыхнуть или точить лясы в парке. И на прочее, прочее, прочее. Одним словом, везущий разведчиков водитель отнюдь не чувствовал себя счастливым, хотя в какой-то мере ему везло – на днях фугас, установленный на дороге, взорвался в паре метров перед носом машины, оставив лишь пару царапин на бампере и даже не зацепив капота. Пули, выпущенные прямо в лицо, хоть и заставили вздрогнуть и почувствовать себя трупом, горячими кляксами шлепнулись на капот и свалились при очередной тряске. А на месте их соприкосновения с бронированным стеклом так и осталось два радужных пятна-скола, одно из которых ветвилось вверх маленькой, едва заметной трещиной.

А Ефимову, сидевшему рядом с водителем, все его переживания были по барабану. Ему хотелось побыстрее покончить с эвакуацией, отправить в госпиталь раненого и, вернувшись в ПВД, завалиться спать. Сидевшему же на броне Фадееву хотелось только одного: чтобы у идущего к окраине леса капитана Гуревича подрывов больше не было.

А сам капитан Гуревич, злой и голодный, больше всего желал, чтобы это проклятое БЗ поскорее закончилось.

Радистам Ефимова наконец удалось связаться с группой капитана Гуревича, и, оставаясь на связи, Сергей со своими бойцами выдвинулся ему навстречу.

– Здравия желаю, товарищ прапорщик! – Лежавший на импровизированных носилках Носоев улыбнулся и приветливо помахал рукой поднявшемуся из русла небольшого ручья Ефимову.

– Здо ́рово, здо ́рово, – невольно улыбнулся Сергей, пожимая протянутую ему навстречу руку. – Ты как?

– Нормально, – отозвался раненый. – А у вас пожрать ничего нет?