Горят как розы былые раны

22
18
20
22
24
26
28
30

Присев, Голландец схватил его голову и резко повернул.

Хруст.

Перепрыгнул через диван и прижал ко лбу салфетку.

– Телефон не работает!

– Дорогая, успокойся. Мне уже лучше. Принеси, пожалуйста, тряпку.

– Посмотри на меня! – скомандовала она. – Сколько пальцев?

– Три.

– Ну почему, почему я пошла спать одна?!

Он подошел к ней, незаметно пнул по телефонной вилке, вставляя ее в гнездо, и обнял Соню.

– Потому что обиделась на меня за что-то.

– Не за что-то! – в глазах ее появились слезы. – А за то самое! Почему ты позволяешь этому подонку так обращаться с собой?

– Не обращай внимания, он просто выпил лишнего.

Она обмякла и заглянула ему в глаза.

– С тобой правда все в порядке?

– Теперь – да. Я уберу в комнате.

– Ни в коем случае! Тебе нельзя наклоняться. Я все сделаю сама, – и Соня, решительно повернувшись, направилась в ванную.

Он зашел за диван и быстро обыскал убитого. В ванной раздался шум воды, наполнявшей ведро. Бумажник Голландец сунул в карман и, схватив труп за шиворот, еще раз огляделся. Выбрасывать второго из окна было неразумно. Там, внизу, все теперь только того и ждали.

Стараясь не пачкать кровью пол, он доволок тело до ниши, распахнул дверцу и затолкал труп внутрь. Потом попытался захлопнуть дверь, но ноги незваного гостя тут же эту дверцу открыли. Он затолкал их назад и снова захлопнул дверцу. Но она опять открылась.

К стене ниши еще в прошлом году он прикрутил два крюка. Прислушиваясь к меняющейся тональности воды в ведре, он пришел к выводу, что у него не больше десяти секунд. Вешать труп за воротник рубашки было глупо. Разметав в нише вещи, он наткнулся на рюкзак. Подумав, протащил безжизненные руки чернорубашечника сквозь лямки, приподнял тело и зацепил рюкзак ручкой за крюк.

Он захлопнул дверцу как раз в тот момент, когда в комнате появилась Соня.