Тем временем мулла начал читать над покойниками молитвы. Как ни странно, но Володя не увидел ни одной плачущей женщины. Выли и рвали на себе волосы только несколько старух. Но, насколько помнил Локис, это были наемные плакальщицы, за подобный спектакль им платили деньги. И только спустя пару минут Володя вспомнил, что на мусульманские похороны женщин не пускают.
– Черт, – проговорил он вслух. – Да это же боевиков хоронят! Значит, вчера где-то был бой…
– Я даже знаю – где, – заявил вдруг Чернов, – и не вчера, а сегодня. В карагачевой роще. Ты не слышал, что ли, утром пальба была? Правда, еле слышная…
Володя полуобернулся к Андрею. Тот лежал на соломе, закинув руки за голову и, не мигая, смотрел в потолок.
– Я ничего не слышал, – с удивлением сказал он.
– Я же говорю, – сел на «постели» Чернов, – что стреляли где-то километра за четыре с половиной или пять, не меньше. Звук, если я не ошибся, именно со стороны рощи шел. Но слабый… Вот только кто и в кого стрелял – неизвестно.
– Может, Купец в засаду угодил? – осторожно предположил Зотов.
– Не каркай! – сердито зыркнул глазами в его сторону Локис.
Однако эта же мысль мелькнула и у него. Демидов и десантники, оставшиеся с ним, при возвращении обратно через тот же перевал вполне могли напороться на засаду. Хотя, по Володиным предположениям, они должны были выдвинуться значительно раньше их.
Мулла закончил «отпевание». Мужчины в камуфляжных костюмах подхватили носилки с покойниками и «скорым аллюром» понесли их на кладбище. Толпа сельчан начала медленно расходиться. Неожиданно из ворот дома Абддуллы вывели несколько оборванных людей, связанных одной общей веревкой. Подгоняя ударами палок и автоматными прикладами, их вывели на майдан. Горбоносый, выступавший перед односельчанами до муллы, что-то крикнул, и из рук набежавших откуда-то мальчишек в несчастных полетели камни. Локиса поразила звериная жестокость, которую он разглядел на лицах юных шахидов, похоже, это занятие доставляло им удовольствие, да и камни, видимо, они припасли заранее, вытаскивая их из принесенных с собой корзин.
Пленники пытались уворачиваться от камней, прикрывать головы связанными руками, но тщетно – ни один камень не пролетел мимо цели. К тому же общая веревка сковывала их движения: если один уворачивался от летящего в него камня, то подставлял под него другого.
Когда камни у мальчишек закончились, они исчезли так же стремительно, как и появились. Пленных, опять избивая, погнали в ту сторону, куда несколько минут назад унесли погребальные носилки. Володя заскрипел зубами от бессилия и опустил «Винторез».
– Суки! – процедил он. – Резать повели, как баранов…
Хотя за годы службы в спецназе ему довелось повидать много страшного, в том числе и гибель детей, спокойно смотреть на это он так и не научился. Хотя и самому приходилось убивать, но это была объяснимая смерть. Он убивал своих врагов, которые могли убить его или кого-то другого. Но его, матерого диверсанта-разведчика, снайпера высшей категории, всегда угнетали сцены бессмысленной, ничем не оправданной жестокости. Возможно, поэтому он в отличие от своих сверстников никогда, даже в ранней юности, не смотрел американские боевики. Те самые, в которых главные герои убивают направо и налево, мало заботясь о виновности своих жертв.
– Кого это ты так ласково назвал? – поинтересовался Зотов.
– «Чехов», мать их… – все так же зло ответил Локис. – Эти скоты русских рабов на заклание повели. Суки позорные!
– Как это? – приподнялся на локте Михаил.
– Обычай у них такой, – раздался из дальнего угла голос Игоря. – Если кого из ихних убивают, то убийцу казнят над его могилой. Перерезают горло, как барану, и все дела.
Несколько минут разведчики молчали.
– А если убийцу не найдут? – тихо спросил Михаил, который впервые услышал о таком обычае.