— Однако врешь, мерзавец, — визгливо отозвался тот же голос.
— Кто вы? — еще раз спросил доктор. — Что вам нужно?
— Он очень много задает вопросов, как ты считаешь, Консенсус? — спросил бас.
— Охотно соглашаюсь с тобой, просто до неприличия много, — отозвался второй. — Вулдырь!
— Морманетка захарчованная, пес блудливый, сморчок надушенный… А ну ланай к нам!
— Что? — не понял доктор, подумывая, как бы половчей смыться.
Кусты затрещали, и перед Иосифом Георгиевичем появились две фигуры. Он несмело приблизился, не зная, зачем это делает, и сразу заметил, что оба не бриты, одеты в мятые серые одежи. От них шел странный запах, смутно напоминавший запах его лечебницы, только еще более приторный и резкий. Один незнакомец был повыше, другой пониже, он держал в руках бутылку. «Оба пьяны», — тут же понял доктор.
— Чичи открой, не видишь, кто перед тобой стоит? — нагло продолжил невысокий. Это он обладал писклявым и одновременно гнусавым голосом. — Лучшие представители общества к тебе обращаются, цвет нации! Килька ты трипперная, мы за твое светлое будущее боремся, а ты, кишка маринованная, еще рубильником воротишь!
От этого шквала агрессивности и оскорблений доктору стало нехорошо, и он непроизвольно плотнее запахнул полы халата.
— Как будешь помогать, товарищ, осуществлению прогресса? — уже теплее произнес высокий и потянул Шрамма за лацканы халата.
Иосиф Георгиевич, поняв, что влип, решил избрать свойский тон, мол, все мы свои, дела известные, контора пишет, мы смеемся, дурацкая житуха на всех одна…
— Эх, ребята, дела такие, денег не было, а те, что были, с подругой пропили… — как можно оптимистичней начал он.
Но его не поняли. Иосиф Георгиевич догадался об этом сразу, ощутив крепкий звенящий удар в ухо. Сквозь звон, будто издалека, он расслышал:
— Кого клеишь, мурик?
— Совсем не лакшит! Я ему сейчас батареи выломаю и чердак притемню…
Он смутно помнил, как коротышка распахнул его халат, обнажив тело, как он в следующее мгновение рванулся по ступенькам с крыльца, закричав что есть силы. Подсознательно доктор понимал: незнакомцы боятся шума. Он бежал по темной улице в развевающемся, как бурка, халате и каждой клеткой спины ощущал, как вот-вот ему под лопатку вонзятся твердые жгучие пули. Но пронесло, и, сбавляя бег, он стал озираться по сторонам, пытаясь сообразить, куда же его загнал страх. Как ни странно, он оказался совсем рядом со своей больницей.
Доктор понял, что сюда привел его инстинкт. Он лег спать, не зная, что на следующий день ни врачи, ни обслуживающий персонал на работу не выйдут.
…Утром его разбудили крики, и он сразу догадался, что это бузят его больные. Голоса душевнобольных доктор мог отличить и выделить даже в шуме многотысячной толпы. Крики, звучавшие повсюду, не были похожи на стройный митинговый рев или скандальный вой в очереди за распределением дефицита. Все сумасшедшие — яркие индивидуальности, потому каждый, если можно так выразиться, пел свою арию.
Вдруг дверь кабинета с треском открылась, ввалились его подопечные безумцы.
Неожиданно открылось окно, и кто-то косноязычно выкрикнул:
ebooksa