В адресном бюро улыбчивые женщины, Маша, Катя и Танюша, быстро нашли и вручили Геннадию домашний адрес родительницы Альберта Маркухина, по которому у него была постоянная прописка.
«К матери же он, каким бы подонком ни был, хоть иногда, да заходит. У нее узнаю, где может обитать негодяй», – решил Геннадий. Хотя самым простым было бы затаиться у виллы Пантелея, а уже потом, сев на хвост Тетери, проследить его до места обитания. Могло быть и так, что Тетеря и второй субъект, надругавшиеся над Геннадием в парке, проживали на вилле Пантелея, делая бандитские вылазки из-за ее высокого забора. Тогда будет сложнее наказать негодяев. Но он их все равно накажет. Есть вещи, которые прощать или спускать на тормозах никак нельзя.
По большому счету требовалось жестоко наказать Самсонова, придумавшего расправу, и организатора, давшего отмашку архарам, – самого Пантелея, но… На Пантелея у Геннадия кишка тонка; там, если рыпнешься, сразу голову открутят, не посмотрят, что следователь. А лицезреть урода Мамонта душа не желала ни под каким соусом. Он накажет Тетерю и его подельника, а там… О дальнейшем думать пока не следовало. Дальнейшая его судьба сейчас в руках Одоевой. От ее ума, расторопности и желания зависит будущее следователя Егорова и его отца-писателя…
Из адресного бюро Геннадий отправился к медэксперту Севе, тоже с личной просьбой.
– Егоров, ты по делу или опять машину просить будешь? – сразу спросил его Сева, как только он вошел к нему в кабинет.
Сева – мужик, что надо, не жадный. Геннадий несколько раз брал машину эксперта, когда требовалось срочно съездить куда-нибудь, а личное авто Геннадия «прело» на автостоянке, рядом с квартирой, или «лечилось» в СТО. Геннадий собирался прямо сейчас съездить к матери Маркухина и постараться выяснить хоть что-нибудь, потом, в зависимости от результата, принять решение – гнать по следу врага или вернуться в управление и снова встретиться, как было уговорено, с Одоевой, чтобы обменяться информацией. Только бы вести от Лизки оказались добрыми, а там, там…
Видя необычную задумчивость и заторможенность Егорова, Сева пожал плечами, извлек из кармана белого халата ключи от машины и потряс ими:
– Ау! Когда вернешь?
– Час, два максимум. Моя колымага снова убитая.
– Ты что, на металлолом ее не сдал, когда была акция? Получил бы скидку в пятьдесят тысяч при покупке новой машины.
– Какая новая машина, Сева? О чем ты?! У меня долгов и расходов выше головы!
– В кредит тачку купи.
– Кредит? Уже есть один, о котором, когда вспоминаю, хочется порвать паспорт и сбежать далеко-далеко. У меня ипотека, будь она неладна, и деньги на ремонт. Ирка постаралась, ухватила в банке ссуду, а теперь сидит безработная! Дочки взрослые… А-а! – махнул рукой Геннадий, забирая ключи от Севиной машины. – Не вынуждай меня вспоминать о своей жизни. Я когда не думаю обо всем этом ужасе, чувствую себя более спокойно… Спасибо, Сева! Ты самый лучший!
Сева усмехнулся, отваливаясь на жесткую спинку стула.
– Все так говорят… Интересно, что вы запоете, когда перестану свое авто одалживать!
– У тебя мелькают такие мысли?
– Иногда мелькают.
Заполучив ключи от машины, Геннадий поднялся в свой кабинет – никого, помощники трудились в поте лица, выполняя следственные мероприятия, – завернул к кабинету Одоевой, постучал, дернул ручку на себя – заперто. Постучал еще раз – тишина. Ладно, хрен с ним, когда Пашкин вернется, Геннадий не поленится, снова придет и спросит о выполнении порученной ему работы.
У медэксперта была новая, прошлого года выпуска, вазовская «четверка», купленная им как раз по акции утилизации автохлама, поэтому Сева направо и налево восхищался акцией.
«У него другая жизненная ситуация, – думал Геннадий, усаживаясь за руль «четверки». Она еще пахла по-новому, свежим дерматином и пластмассой. – Он даже не в кредит купил ее. Вишь, умудрился с законной зарплаты деньжищ накопить! Умеют же люди. А я не умею. Ну и ладно! Я другое умею…»