Я из тех, кто вернулся

22
18
20
22
24
26
28
30

– Не достаю никак, товарищ лейтенант, – задыхаясь, крикнул Осенев – Бесполезно все… ДШК бьет дальше моего. Дальность предельная. И почерк у этой душманской трещотки жутко знакомый…

Осенев приподнялся над бровкой выкопанной земли, и тут же хлестнула наотмашь по лицу россыпь мокрого песка от разрыва летящих пуль.

– Тот самый, товарищ лейтенант, – крикнул Осенев, – тот самый ДШК, который уложил вертолеты и наших ребят… Понимаете…

Шульгин тоже настороженно приподнялся над ровиком своего хлипкого укрытия. Действительно, очень знакомый гул был у бьющего непрестанной дробью мощного пулемета. Да и не могло быть у душманов столько оружия, чтобы выставлять его для русских солдат, как на выставке.

– Верно говоришь, Осенев, пулемет наверняка тот же самый, – сказал Шульгин. – И за станком, возможно, стоит тот же самый гренадер…

– Значит, будем сводить старые счеты, – выкрикнул Осенев, перекрывая стучащие молоточком звуки ротного пулемета. – Коне-ец этому ДШК… Действую… по своему усмотрению…

И в следующее мгновение Шульгин увидел словно пружиной вывернувшегося из земли Осенева, приседающего под тяжестью ротного пулемета.

Добровольно вылезший из окопа Осенев летел по распаханной земле длинными метровыми шагами, не пригибаясь. Он вытянул бледное лицо навстречу скрывшемуся за далью неприступных метров противнику и бежал прямо на вскинутую жутким веером вереницу пуль. И беспощадные свинцовые осы, хлеставшие вокруг него жаркими жалами, чудом оставляли его невредимым и будто избегали его. Пулеметные очереди вырывали вокруг него полосы, чертили ножами по рыхлому тесту земли, но Осенев переступал через эти разрытые горячим свинцом полосы и бежал дальше, опустив голову с шапкой, и оторванное серое ухо шапки дрожало над его головой, колыхаясь от каждого шага.

– На-азад, – запоздало крикнул восхищенный Шульгин и затаил дыхание, как и многие следившие за стремительным броском ротного пулеметчика.

Смертельным риском сопровождался каждый шаг бегущего Осенева. Каждое мгновение можно было ожидать гулкого шлепка пули, пробивающей пластины солдатского бронежилета, но Осенев продолжал бежать, неуклюже выворачивая ноги из распаханной пашни.

– На-зад, – снова крикнул Шульгин, но уже никто не слышал его резких окриков.

Поднимались над ровиками земли остальные парни шульгинской группы, выталкивали себя под огонь страшного пулемета, бросались вслед за пулеметчиком без всякой команды.

– На-зад, – кричал Шульгин, но уже и сам выкручивал тело в броске за бегущими солдатами навстречу гудящим пулям.

Так под его рокочущими гневными окриками пробежала вся группа несколько сотен метров и рухнула рядом с резко подкосившим бег пулеметчиком. Осенев словно издали увидел незаметную узенькую складку земли, в которую падали теперь следом за ним все ребята из шульгинской группы. Они набивались в эту крохотную складку земли, молча и плотно.

– Осень, какого хрена… – раздался из-под шевелящейся массы задыхающийся голос Богунова.

– Выбираю позицию для стрельбы, – хладнокровно ответил Осенев, выворачивая длинный ствол пулемета из-под хрипящих тел. – ДШК бьет на дальность две с половиной тысячи метров. Мой пулемет только на полторы тысячи. Значит, нужно уравнять условия. – Выкинул ножки пулеметного ствола на рыхлую землю. – Вот теперь поглядим, кто умеет воевать…

В следующую минуту его пулемет зарокотал дробными очередями, и вся группа замерла в ожидании исхода этого страшного поединка.

ДШК бил по Осеневу непрерывно длинными выгрызающими пласты земли очередями. Всплески влажной земли сыпались на прижавшиеся друг к другу тела солдат. Осенев отвечал короткими точными очередями с удивительным спокойствием, словно повторял несложное упражнение для стрельбы в мирном тире. Этот разговор между двумя стволами, истерично лающим и коротко возражающим, был слышен всему личному составу подобравшегося к плату полка.

Осенев лежал на шевелящейся под ним груде солдатских тел, среди которых с вывернутыми руками ерзал лейтенант Шульгин, и спокойно гасил жуткую огневую точку, свинцовое дыхание которой опаляло залитое солнцем плато.

И ДШК замолчал. Истеричный лай пулемета вдруг захлебнулся на вздохе. И если бы Шульгин, сжатый солдатскими локтями, мог что-то видеть, то навсегда запомнил бы взлетевшую над камнями душманскую чалму, пробитую пулями осеневского пулемета.