– Ой, девочки… Не может быть…
– Да, он знает Шульгина еще с суворовского училища, – кивнула Елена. – Кошевский был блестящим старшиной суворовской роты. Правофланговый суворовского училища. Прекрасный танцор и первый голос вокального ансамбля. Но только Шульгин всегда был лучше его… Хоть никогда не лез вперед…
Капитан опять вздрогнул, судорога пробежала по его побелевшим, стиснутым скулам.
– Ты опоздал, Кошевский, – Елена отвернулась от искаженного лица капитана. – Не будет никакого торга. Здесь тебе ничего не удастся купить. Не помогут ни твои звезды, ни твоя блестящая внешность, ни это шампанское, ни твои набитые чеками карманы. Ты проторговался. Уходи, Евгений. И забери все это с собой.
Кошевский с напускным спокойствием подошел к столу, взялся за горлышки блестящих бутылок.
– И все-таки позволю возразить, Елена Сергеевна, – он заносчиво дернул бровью. – Я всегда был и останусь лучшим. Вы просто не желаете этого видеть. И не хотите ни с чем считаться! И всему есть своя цена. И это ваше донкихотство когда-нибудь закончится.
Кошевский поднял шампанское и погрозил им.
– Ты протрезвеешь, Елена Сергеевна, и окажешься растрепанной дурой в каком-нибудь жалком коммунальном углу с вечной нуждой и неразрешимыми проблемами. А я предлагаю блестящее будущее и не замутненные дымом горизонты…
Кошевский высокомерно повел бровью.
– Может быть, так и случится, как ты каркаешь, – устало улыбнулась Елена, – но только я не боюсь коммунальных углов. И я не буду рыдать о генерале Кошевском, или о партийном секретаре Кошевском, или кем ты еще там собираешься стать… Потому что за твое блестящее будущее тоже нужно заплатить немалую цену…
Елена задумчиво покачала головой.
– А не помочь ли вам собраться, товарищ капитан? – раздраженно зашумели подруги.
– Забирайте, забирайте свои конфеточки, икру красную, шпротики… Хорошо, что мы не притронулись…
– Не на таких напал, цену он всему знает…
Кошевский сердито бросил в «дипломат» помятую коробку конфет, узкие баночки с икрой и шпротами, твердый сервелат в мелких опилках. Выпрямил плечи, бросил прощальный взгляд на каменно застывшую Елену.
– А это что? – остановила она его взмахом руки, показывая на блестевший в углу японский двухкассетный магнитофон «Шарп», стоивший более тысячи инвалютных чеков.
– Это был мой чистосердечный подарок, – заносчиво ответил Кошевский.
– Забирай, Евгений, – отчеканила Елена. – Брось свои старые штучки. Сколько раз ты оставлял у меня в углу дорогие вещи? Испытывал, не соблазнюсь ли? Не соблазнюсь. Ступай…
Кошевский вышел из комнаты и побрел по темноте длинного коридора, пошатываясь и хмурясь. Яркая лампочка на пороге деревянного крылечка ударила светом по глазам. Он остановился в растерянности.
– Припозднились, капитан, – раздался тусклый голос в стороне от крыльца, и Кошевский разглядел сидящего на скамье невысокого прапорщика, заведовавшего в полку продовольственным складом. – Зашли еще в полдень засветло, вышли поздно-затемно, видно, выгорело что-то, – завистливо произнес прапорщик, потягивая едкий дым дешевых солдатских сигарет. – Тут у нас в полку очень интересуются, как там ваше сватовство с этой вашей первой любовью? Неужто не устояла?