Прапор и его группа

— Валяй, — старший прапорщик улыбнулся.

— Товарищ прапорщик, а почему Вы кепку вот так носите? — взгляд Васильева коснулся Ефимовского головного убора. Обыкновенная армейская кепка на его голове была повернута влево, почти на девяносто градусов.

— А ты пробовал с кепкой на голове, упав на землю, быстро прицелиться? — вопросом на вопрос ответил старшина роты связи. И тут же предложил: — Попробуй.

Васильев недоверчиво пожал плечами, снял с головы бандану — обыкновенную медицинскую косынку цвета хаки и одел предложенную ему кепку старшего прапорщика.

— К бою, — так же тихо, как и разговаривали, скомандовал Ефимов, и боец мгновенно рухнул на землю.

— Ну как? — нагнувшись почти к самому уху поинтересовался старшина роты связи.

— Да, козырёк немного обзору мешает.

— Вот видишь, — сделанным выводом прапорщик остался доволен.

— Но ведь можно развернуть кепку в обратную сторону, — не унимался боец, на что Ефимов с ноткой превосходства предложил:

— Ну давай попробуй и так.

Васильев оперся на правую руку, левой повернул кепку и снова принял положение для стрельбы лежа. Козырёк тут же уперся в воротник Васильевской горки.

— Неудобно, отвлекает, — разведчик был вынужден согласиться.

— В бою этого может и не заметишь, но проверять это у меня желания нет. Так что я буду носить её набекрень.

— Товарищ прапорщик, а почему вы не хотите носить бандану? — искренне недоумевая поинтересовался Васильев.

— Понимаешь, в жаркую погоду мне в бандане жарко, под кепкой ветерок и прочее, хотя, конечно, с другой стороны и пот с бровей в глаза не потечёт, но моё «жарко» перевешивает, а в дождь твоя бандана моментально намокнет, и хорошо если просто дождь, а если к тому же и холод? Но, всё это как говорится, на вкус — на цвет, — старший прапорщик снова улыбнулся, просветительская лекция была закончена. Надо было сменить остающегося на охране Ерохина, дав ему возможность собрать в рюкзак вещи. До начала движения оставалось пятьдесят минут…

Никто не ожидал, что русские окажутся так близко, никто не ожидал, что они пройдут мимо наблюдателей незамеченными.

Когда хлестанула первая очередь, и шедший в голове отряда Садыков повалился на землю, зажимая руками простреленную грудь и тщетно пытаясь удержать убегающую вместе с кровью жизнь, банда Темирбулатова прошла чуть больше половины определённого ей пути. Нет, Артур никак не ожидал встретить тут ГРУшных спецназовцев. Пока слегка расслабившиеся от своего количества моджахеды пришли в себя, спецы уже успели смять головной дозор и, быстро развернувшись во фронт, продолжили движение вперёд, грозя превратить пока ещё просто отступление чеховского арьергарда в поспешное бегство. Видя панику на лицах своих людей, Темирбулатов почувствовал слабость и едва сам не отдал приказ о поспешном отступлении. Но нет, Артур не мог так поступить. О, если бы он успел дойти, если бы встретил русских там, в заданной Хайруллой точке, тогда можно было подав такую команду, спокойно дать дёру и заодно увести русских в сторону от намеченной сходки. И это не было бы трусостью, все бы сочли его поступок правильным тактическим решением. Но сейчас они находились слишком близко к месту предполагаемого сбора и отступить — значило навлечь опасность на всех полевых командиров. К тому же через несколько сотен метров начинался почти лишенный растительности откос. Темирбулатов представил лежавшие на земле трупы своих воинов, злобу оставшихся в живых, гнев амира, и к нему вернулась решительность. Прислушавшись к звукам разгорающегося боя, Артур понял, что ему противостоит всего одна группа — полтора десятка русских и у него на душе стало совсем спокойно. Он грозными окриками остановил отступающих и, перегруппировав силы, начал собственную атаку.

Опасаясь подхода второй спецназовской группы, Темирбулатов стремился сломить сопротивление спецов как можно быстрее.

Когда завязалась перестрелка, Ефимов находился возле радиостанции, она была включена, Лыков собирался передать центру что начинает движение, но не успел, вместо этого Примаков услышал голос вызывающего «Лотос» сержанта Хворова, радиста Простовской группы.

Впрочем, сначала послышался грохот выстрелов, и лишь затем в эфире раздался взволнованный голос сержанта.