Прапор и его группа

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да он и есть ужаленный. Чекушку купил и в одно горло засосал. А насчёт группировки что сказать? Не хрена им делать, вот и дёргают каждые пять минут. Потому Иваныч и злится, что как горные козлы туда поскакали, а зачем, ради чего…

Этот разговор слышали все, но никто, даже ездивший вместе с Пташеком и Никишиным Простов не усомнились в искренности ротного, никто, кроме Ефимова. Каким-то внутренним чутьём старого вояки он понял, что за словами о бесполезной поездке стоит нечто большее и это нечто не слишком приятное. Даже скорей неприятное вовсе.

То, что его мысли текли в верном направлении, Сергей понял, когда ротный вызвал уходивших на БЗ группников и приказал им пополнить боезапас ещё на одно БК.

— Ходить вам много не придётся, — аргументировал свое решение Никишин, — а район духовский. Так что дополнительные патроны лишними не будут.

— Куда ещё набирать, — разведя руками, неслышно пробормотал Лыков, но повторить свой протест чуть громче не решился.

А Ефимов с нетерпением ждал, когда Пташек вылезет из шестьдесят шестого и можно будет обговорить возможность участия в предстоящем боевом задании. Но замкомбата не появился ни через час, ни через два, а время бежало вперёд и, наконец, наступила ночь.

Спать не хотелось. Сергей побродил по лагерю, слушая как постепенно умолкают звуки человеческой деятельности, как на смену им приходят стрекотание сверчков, напевное кваканье лягушек и прочие мелодии, издаваемые невесть какой живностью. Свежело, прохлада, идущая со стороны реки, влажным туманом расползалась по земной поверхности. Ефимов ощутил первые побежавшие по спине мурашки, зябко поёжился, зевнул и решив, что всё же пора спать, отправился в палатку.

Сон сковал его гораздо быстрее, чем думалось. И хотя он лёг относительно поздно, проснулся, когда все ещё спали. В палатке царила тьма. Закрытые на ночь окна не пропускали ни единого лучика света, тем не менее Сергей решил, что уже рассвет. Стараясь не сильно скрипеть пружинами кровати, он сел, коснувшись босыми ногами холодных камней пола, надел горку, обулся и вышел на свежий воздух. Светало, высыпавшая за ночь роса мелкими каплями висела на ещё местами уцелевшей траве, покрыла тонким слоем влаги выстилающие плац камни, а упав на брезент палаток, перекрасила его в тёмный цвет. Ефимов вздохнул полной грудью утреннюю свежесть и посмотрел вдаль. Кое-где в окружающих селение горках-сопках над деревьями поднимался туман, у самого горизонта на западе виднелись небольшие облачка, восток постепенно светлел и окрашивался розовым. Над позициями морпехов пролетели утки. Царило такое умиротворение, что даже начавшие складываться в голове строки стихов казались сейчас лишними. Но ничто не длиться вечно. Откуда-то издалека донёсся отзвук одиночного выстрела и тут уже гораздо ближе тишину расколол стук крупнокалиберного пулемёта, в селении заорал разбуженный петух, стукнула дверь, завыл вылезший на минарет мулла. Очарование утренней тишины рассеялось без остатка. Ефимов нырнул в палатку, ухватив за ствол, вытащил стоявший у изголовья автомат и, снова выбравшись на улицу, отправился совершать утренний моцион.

Выезд колонны был назначен на одиннадцать ноль-ноль. Суета сборов постепенно сходила на нет, разведчики, уже дополучившие патроны, гранаты и ВОГи, теперь неспешно дербанили пайки, упаковывая их в рюкзаки и оставляя в ПВД не самое, как им казалось, ценное и нужное.

Уходили на четыре дня, но почти никто не брал с собой четырёхдневную пайку, большинство рассчитывало обойтись тремя. Кто-то вскрыл все четыре пайка, но перебрав их содержимое, четверть оставил до своего возвращения. Половина пулемётчиков возилось с коробами, устраняя громыхание и позвякивание. Ефимов, в рюкзаке которого ожидая подходящего момента четыре тщательно уложенных пайка лежали уже давно, отодвинул полог палатки и вошёл вовнутрь.

Пташек, Водопьянов, а в основном Никишин суетились вокруг сооруженного под видеомагнитофон и телевизор столика. Они уже установили на него аппаратуру и теперь ротный подсоединял кабели.

— Товарищ майор, разрешите…

— А Серега, здорово, — добродушно поприветствовал вошедшего замкомбата, словно бы они с утра и не завтракали сидя за одним столом. Ефимов ещё тогда попробовал заикнуться относительно своего участия в боевом выходе, но Пташек отмахнулся: мол, потом.

— Товарищ майор, разрешите на БЗ.

— Тебе это надо? — вполне искренне пожал плечами Пташек, — не навоевался?

Ефимов хотел что-то ответить, но его опередил капитан Никишин.

— Да пусть идёт.

— В качестве кого? — замкомбата всё еще пребывал в сомнениях.

— Да у Лыкова в головняке как раз один боец — сержант контрактник Шлыгин заболел, вот пусть с третьей группой и топает.

— В головняк пойдешь? — уточнил Пташек, словно бы надеялся, что Ефимов откажется.