— Я тоже хочу независимости, — просто сказал он Ахмеду. — Все мои предки мечтали об этом. Я должен сделать то, что они не смогли, но чего очень хотели.
— Мы обязательно этого добьемся! — искренне ответил ему Ахмед. — Сейчас, или никогда! Другого такого шанса больше может и не быть.
Майор согласно кивнул.
Отряд сражался в Грозном, ушел из города, потеряв половину бойцов, затем пришлось уйти из родного поселка, и почти полтора года провести в горных лесах. За это время Ахмед изменился не только внешне, но и внутренне. Он исхудал, потемнел, поседел, в глазах поселился нездоровый жестокий блеск.
Майор, с которым начиналось формирование отряда, погиб в Грозном. Отец тоже погиб, только не в Грозном, а в лесу — под бомбежкой федеральной авиации.
После смерти отца Ахмед окончательно очерствел. От прежнего директора школы в нем мало что осталось. Если и были у него в сердце какие-то кусочки доброты, то теперь найти их точно было бы невозможно, хоть с лупой ищи.
Однажды ему в руки попался парень, которого заподозрили в контактах с федералами. Прямых доказательств сотрудничества на тот момент не было. Но было много косвенных, и Ахмед посчитал, что этого достаточно.
— Дядя Ахмед, — сказал парень. — Вы же у меня в школе историю преподавали. Разве вы меня не помните?
Сайдулаев долго смотрел ему в лицо, и, действительно, вспомнил. То было в какой нереальной, ненастоящей жизни — история, школа, ученики… Какой-то сон. Ахмед смахнул с лица несуществующую паутину.
— Закопайте его, — ответил он, и сам проследил, чтобы все было сделано, как следует.
Парень до самого конца, не отрываясь, выворачивая голову, смотрел на Ахмеда. Ахмед в ответ смотрел на него, но даже мускул не дрогнул у него на лице.
Он и сейчас верил в свою победу. Вот только на вопрос, а что он будет делать потом, ответа у него не было. Да он и не задумывался над этим. Однажды он залпом прочитал «Унесенных ветров», и теперь иногда повторял сам для себя — «над этой проблемой я подумаю завтра».
Именно Сайдулаев оказался в августе 96-го года напротив того блокпоста, откуда Попов, Логвиненко и их бойцы пошли на прорыв.
Когда Юра Попов вынырнул из бредовых видений, он сгоряча подумал, что это снова бред. Но потом почувствовал, что нет — это уже реальность. Болело тело. Когда отсутствовало сознание, боли не было. Теперь же Юра понимал, что ранен, что болен, но самое главное — жив.
Правда, почему находился он непонятно где: стены были земляные, пахло омерзительно, скудный свет едва пробивался откуда-то сверху. На землянку это похоже не было.
— Где я? — спросил он вслух, и сам вздрогнул от звука своего голоса.
Голос был слабый, дрожащий и жалкий. Ответа он не ожидал. Но ему ответили.
— Очнулись, наконец, молодой человек? Вы удивительно здоровы! Я думал, вы уже не выживите.
— Где я? — снова повторил Юра.
Голос с готовностью отозвался: