Албанцы уже захватили храм Святого Георгия и приступили к намеченной цели — разрушению. С площадки перед церковью происходящее у нее, точнее, на ней, было видно как на ладони. Человек двадцать албанских крестьян без особого желания сменили орудия сельского хозяйства на строительные инструменты. Правда, и здесь речь не шла о созидании. Вынужденные боевиками, они подчинились. Крестьяне лениво, не спеша били ломами и кувалдами по недавно восстановленной кладке. Некоторые сидели на крыше и сдирали листы позолоченной жести. Один, по указанию боевиков, даже взобрался на купол и теперь методично стучал молотом по самой верхушке.
Вокруг храма стоял отряд вооруженных албанцев. Обвешанные оружием бандиты тревожно поглядывали по сторонам. Несмотря на вооруженность, все это не могло не беспокоить каждого, кто думал о собственной безопасности. Такое зрелище не могло не остаться без внимания местных жителей. Рядом собирались сербы, которых становилось все больше. По главной дороге к ним подходили все новые люди. Толпа росла как снежный ком.
— Беспокоятся, — кивнул в сторону растущей толпы один из боевиков. — Конечно, приятного мало, когда твой дом разваливают по кирпичику.
— А тебе что, жалко их? — поинтересовался его сосед, тоже стоявший с автоматом на изготовку.
На правой руке Ахмета присутствовало всего два пальца. Остальные он потерял в результате неосторожного обращения со взрывчатыми веществами. В ходе «халатного исполнения своих служебных обязанностей» тогда погибло два человека, а Ахмет отделался менее значительными потерями. Тем не менее, как говорил он сам, Аллах послал ему тяжелые испытания за грехи, однако сохранил ему два главных пальца на правой руке. Чтобы можно было сражаться с неверными и восславлять правоту пророка. Чем мученик за веру Ахмет Зоргу и занимался последние лет пять.
— Чего мне их жалеть? — ухмыльнулся его товарищ. — Была бы моя воля, я их всех бы к стенке поставил. Однако их все больше и больше становится.
— Набегают, как тараканы, — сплюнул Ахмет. — И детей с собой притащили, и беременных. А вон старик, видишь? Ему уже лет десять на тот свет пора, а тоже приплелся, скотина!
— А ты слышал, как в одной деревне албанца, который хотел поджечь церковь, поразила молния?
— Только сейчас сам придумал? — презрительно хмыкнул Ахмет.
— Нет, мне люди рассказывали, сами это все видевшие. Был получен приказ поджечь церковь. И вот в тот момент, когда наши только собрались это сделать, разразилась страшная гроза. И главное, почти мгновенно, из ниоткуда. Только что было чистое небо, а тут вдруг — черные тучи. Первым же ударом молнии обоих и положило.
— Знал я, что ты, Ибрагим, идиот, но не подозревал, что до такой степени, — покачал головой Ахмет. — Может, тебе еще сказку про белого волка рассказать?
— Я в сказки не верю, — хмуро отозвался боевик.
— Ну, так не будь кретином. Молния в каждого может ударить.
— Так ведь они же… — попытался спорить Ибрагим.
Его собеседник раздраженно махнул рукой. Тем временем обстановка все более накалялась.
— Да что же это делается?!
— Люди, смотрите — они разрушают нашу святыню!
Негодующие крики усиливались и крепли. Люди со слезами на глазах смотрели, как гибнет их храм, как чужаки издеваются над верой, над памятью.
— Мы с вами сербы или нет? — закричал один из новоприбывших, нестарый еще мужчина лет шестидесяти. — Я православный, вы — тоже, так что — мы будем терпеть такое?!
Как бы в подтверждение его слов золоченый крест на куполе закачался и, сопровождаемый последним ударом молота, полетел вниз. Сербы, обступившие «стройплощадку», словно онемели на мгновение, глядя на согнутый, обезображенный падением символ их веры, символ самого существования их на этой земле.