Мы родились в тельняшках

22
18
20
22
24
26
28
30

Итальянец – натуральный итальянец, чище не бывает – расслабился. Он гордо, как солнце империи, раздвинул две створки из тонированного стекла и… столкнулся нос к носу с мичманом Корниенко, которому было позволено встретить дорогого гостя.

– Че встал, заходи, – произнес моряк, упирая обманутому мореплавателю автомат в пупок. – Только не шуми.

Посланник мира и доброй воли в замешательстве качнулся вперед, воткнув дуло автомата себе же в живот еще глубже, а затем, подогнув ноги, неожиданно отлетел назад спиной, в прыжке выхватывая из-под рубахи два Glock-17 и начиная поливать бедного мичмана из двух стволов. Тот только автомат успел вскинуть, а в нем уже сидело не менее трех пуль, и количество продолжало увеличиваться. Корниенко из-за собственной большой массы не падал. Пули прошивали его насквозь, но не отбрасывали. Он стоял на пороге несколько секунд, чего обычно не происходит в подобных случаях, загородив спецназовцам всю картину. Не дожидаясь, когда же он наконец рухнет, Поручик прокатился по полу и, появившись в проеме, выпустил из «Винтореза» очередь по оказавшемуся вооруженным пришельцу.

Капитано Пьедро, услышав выстрелы, засобирался в дорогу. Он быстро оживил движок и положил уже руку на рычаг, собираясь накормить агрегат отменной порцией топлива, но был бесцеремонно отброшен от штурвала ударом ноги человека в плавках. Диденко подсел к хлопчику и кулаком вырубил его на неопределенное время.

Когда Голицын перебрался на борт яхты, он обнаружил Деда за рассматриванием блестящих металлических штук, заканчивающихся человеческой ногой.

– Глянь, Поручик. Запчасти к терминаторам. Их тут до хренища.

Яхта оказалась забита медицинским оборудованием, лекарствами, хирургическими инструментами и протезами.

– Ничего себе аптечка, – осознавал обстановку старший лейтенант, подбирая слова, чтобы описать находки оставшемуся на борту «Марии» удрученному потерей мичмана Кэпу.

Надо было слышать, как Пыжов орал на Татаринова:

– Вы что, капитан второго ранга, потерялись во времени и пространстве? Вы представляете себе последствия?! Это немыслимо! Я послал человека поддерживать связь… Вас выгонят с позором! Я лично с вас погоны посрываю. Вы для чего контуженого под пули сунули, недоумки?

Принесенная мичманом рация разрывалась от крика. Кэп молча слушал. Он не делал сию речь публичной. Это касается только его. Очаровал его чем-то покойный, успокоил, заговорил – вот он его и сунул. Хотелось мужику повыпендриваться немного. Принять участие, кровь разогнать… Неожиданно. Глупо. Тошно.

– Татаринов, я знаю, ты меня слышишь; ты мне скажи, как я троим детям и жене его в глаза смотреть буду? Если ты, мать твою, живой останешься, сам поедешь. Я для чего его на берег не списывал, а?! Да чтобы он копейку в дом мог принести! Чтобы не загнулся, не спился в подворотне…

– Поеду, – согласился понуро сидящий Кэп и отключился.

Только прибрались немного, снова ожила связь.

Уже нетрезвый голос капитана первого ранга резко и безапелляционно приказывал уходить из квадрата.

– Ни я, ни мое подразделение вам не подчиняется, – возразил Кэп. – И прекратите орать. Я вам сочувствую, но для меня это работа. Для вас же, я так понимаю, нескончаемая трагедия…

– Вы досмотр провели на судне? – вдруг спокойно спросил Пыжов. Кэп подтвердил. – Тогда уходите от него как можно дальше, – и менее разборчиво: – Где у нас командир головного орудия? Цель прямо по курсу. Дадим в память о мичмане Корниенко прощальный залп… – И связь оборвалась.

Татаринов попробовал связаться еще раз, но с ним никто не хотел разговаривать. Его левая бровь сама собой поползла наверх, чего ранее за ней не водилось.

Марконя подоспел на помощь; если понадобится, он был готов работать переводчиком с командирского на солдатский.

– Надо уходить, – нахмурился Кэп.