Мы родились в тельняшках

22
18
20
22
24
26
28
30

– Давайте все время с Поручиком возить беспомощную женщину, будет нам разносолы готовить.

Зато Татаринов юмор не оценил.

– Мичман Диденко заступает в суточный наряд на камбуз… Не слышу ответа.

– Так точно, товарищ кавторанг.

– То-то. Не понравится мне твой обед – будешь стряпать вечно…

Устроившись на высоком стульчике и разложив на барной стойке фотографии, Поручик, как прилежный ученик, рассматривал предоставленные шкипером Сергеем материалы на предмет узнавания кого-либо.

Рожа Джезима была повсюду. То крупно, то мелко. Вот он в окружении стриптизерш. Вот сходняк в каком-то ресторане. Света настолько мало, что разглядеть лица невозможно. Стоп, вот этот точно, в смокинге, плотный такой, на каком-то приеме, наверное, – один в один наш старший прапорщик Иващенко, зав. столовой. И что он тут делает в Албании? Оставил матроса-маслореза без присмотра, забыл о бесконечных рядах кильки в томате и тушенки на складе и рванул на юга?

Лицо Голицына вытянулось, как у коня, что характерно, когда человек выполняет монотонную и несколько интеллектуальную работу. Мышцы лица расслабляются, работают только глаза, мозги и руки, перекладывающие листочки с картинками.

Татаринов не давал забыться:

– Увидел подозрительное, откладывай в сторону. Будем изучать детально.

– Смотрите внимательно, – вторил ему Сергей. – Поройтесь в памяти. Наверняка кого-то из этих людей вы встречали или наблюдали издали, или мельком.

«Тест. Точно тест. Я не могу не опознать вот этого однорукого с посеченным лицом». С ним Голицын столкнулся нос к носу на каком-то складе, когда они получали оружие для убийства турка-конкурента.

Старший лейтенант дисциплинированно отложил фотографию, на которой однорукий прохаживался по набережной вместе с Джезимом.

Тут же подошел шкипер и начал расспрашивать, что да как. Но ничего нового Голицын сообщить ему не мог. Говорил, а сам вспоминал эпизод, случившийся четыре дня назад, еще до того, как они снова пересели с фрегата на «Марию»…

Когда военный корабль проходил мимо оазиса, где они оставили несколько дней назад молдаванина и двух его женщин, Поручик с Дедом сели в резиновую лодочку с моторчиком и поехали к египетскому берегу – извиняться. Надо ли говорить, что их ждали так, как люди на необитаемом острове ожидают прибытия хоть чего-нибудь, способного плыть?

Измученный двумя самками молдаванин Сосеску был готов выпить от радости океан при виде лодки. Да, он не находился на острове, он жил на материке, но в далеком оазисе, находящемся от благ цивилизации на расстоянии более двухсот километров, и идти к сим благам через пустоши было крайне рискованно. От того, приедут ли обратно русские, зависела его дальнейшая судьба. Он в раю с двумя женщинами, но уже через день настоящий мужчина начинает скучать по пиву, картам и футболу, а постоянно мелькающие перед носом сиськи сбивают и отправляют мысли к возможности очередного полового акта. Но сил-то уже нет, сколько яблочками и дыньками перед носом ни тряси. А отсюда раздражение и уныние.

Он уже начал рыбачить, чего не случалось с ним лет десять, так как устал от бесконечной женской трескотни. Иногда ему казалось, что Аурики сживали его со света, специально не закрывая рты, именно поэтому он решил вернуться в Европу, как только это станет возможным, высадить их к чертовой матери в первом же порту, дать денег и распрощаться. Какие кольца! Какие свадьбы!

С помощью самодельной удочки Вережан таскал одну за другой рыбок, клюющих на обманку, сделанную из красных ниточек и семечки. Хотелось рыбного супа, а еще больше обратно на свою яхту.

И вот по лазурной глади, обогнув кривую берега, к нему шумит лодка.

Он вначале напрягся, разглядывая силуэты, – мало ли. Но у людей не было оружия, уже легче. Потом, когда надутая резинка, побулькивая и покряхтывая крошечным движком, подошла ближе, он узнал арендаторов.