— Я пришел арестовать тебя, Мариус.
— Арестовать? А на чьей ты стороне? — ван дер Хейден по-прежнему прятал пистолет под столом.
Крюгер печально улыбнулся.
— Я с американцами и англичанами, старый дружище. И с теми, кто восстал против незаконного правительства.
— Низко же ты пал. Для африканера с твоей родословной у тебя странная компания.
— Возможно, — Крюгер все еще держал автомат дулом вниз. — Я видел твою дочь, Мариус.
Ван дер Хейден сохранил непроницаемое выражение лица. Он слышал американские пропагандистские передачи и в глубине души благодарил Бога за благополучное избавление дочери. Публично он, конечно же, проклял ее, чтобы отвести подозрения Форстера.
— У нее все в порядке?
— Да… — Крюгер, по-видимому, готов был сказать что-то еще, но вдруг остановился. — Сдайся мне, и ты сам в этом убедишься.
На краткое мгновение ван дер Хейден ослабил хватку на рукоятке пистолета. Это был бы бесценный подарок судьбы. Снова увидеть дочь, пусть даже после стольких слов и поступков, которые вбили клин между ними…
Он снова выпрямился. Он не мог сдаться. Его имя, имя заключенного, всегда будет упоминаться рядом с ее именем. Это ляжет на нее несмываемым пятном. Нет, лучше уж лежать в сырой земле и чтобы о тебе все забыли.
С усталым, измученным выражением на лице Мариус ван дер Хейден поднял глаза на собеседника.
— Прости, Генрик, но я не могу. Ты меня понимаешь?
Крюгер медленно кивнул, тоже помрачнев и будто в одно мгновение став старше своих лет.
— Понимаю.
— И ты расскажешь ей, что я… — ван дер Хейден осекся.
— Да.
— Спасибо, друг, — министр правопорядка ЮАР поднял браунинг и медленно нацелил его в грудь Крюгера. — Тогда я заявляю тебе, что отказываюсь сдаться.
Крюгер стоял неподвижно, его автомат все так же был направлен в пол.
Ван дер Хейден вздохнул. Несмотря ни на что, его старый друг, тот, кого он надеялся увидеть своим зятем, был неспособен застрелить человека, которого некогда уважал. Что ж, быть по сему, тогда они умрут вместе.