...Они упустили свою подопечную. Они не вернутся в ресторан, где их развели одним-единственным телефонным звонком.
Однако они вернулись.
Лугано не обеспокоился на этот счет. Если Болотин раскусил его ход с подменой бармена, то сам же давал Лугано возможность пустить противника по ложному следу. Граков теперь – канал, через который можно сливать Болотину дезинформацию. Лугано сообщит бармену один план, тогда как сам будет отрабатывать другой.
«Что-то здесь не так. Что-то не срастается», – несколько раз про себя повторил Болотин. Его не нужно было переубеждать в том, что «Старый приятель» для Лугано – одноразовый шприц. Сделал инъекцию и выбросил. Но он отвечает на телефонный звонок ресторанного управляющего, поддерживая контакт, тогда как контакт – сгоревший. От обилия сравнений у Болотина разболелась голова, но рассуждал он в своем стиле. Агент на проваленную явку не пойдет, даже если на кону стоит дружба, в данном случае – между Лугано и Граковым. А дружба эта виртуальная, наработанная, как связка боксера. В ней нет искренности по определению, одна механика. История его жизни – легенда. Для Гракова она одна, для другого – другая. Лугано расчетливый, хладнокровный убийца. Его подлинная история таится у него внутри. И от этой мысли в груди у Болотина похолодело.
Он читал рапорт Лугано на имя Директора. Агент писал его, скорее всего вернувшись из Варшавы в Москву. И в этом свете принцип «чего не было на бумаге, того не было никогда» не работал. Устранение Якуба Вуйцека – это был акт устрашения. И министр внутренних дел как заказчик, и Директор как исполнитель свято верили в нерушимость Союза Советских Социалистических Республик и щита под названием Восточная Европа, и любая брешь в последнем грозила Союзу национальной безопасностью. «Западная Польша» – это плацдарм для американских военных баз. Поэтому устранение прозападного Вуйцека было мерой вынужденной и, казалось бы, своевременной.
Лугано был расчетлив, холоден, хитер, изобретателен в двадцать два года, сейчас ему под пятьдесят. Лис превратился в тигра. Он, предоставленный самому себе, все эти годы выстраивал свою защиту, готовился к встрече, которую в романах было принято называть роковой. Встреча с теми, кто убил его товарищей, но промахнулся в него.
На размышления у старого генерала ушел весь вечер и половина ночи. Наутро он, нарушив рекомендации врача, выпил чашку кофе, потом принял контрастный душ, который назвал компенсацией за потребленный кофеин, и встречал Жученко помолодевшим, полным идей.
Жученко приехал не один. С ним явилась дочь Болотина – Надежда.
– Только не говорите мне, что вы снова пересеклись на дороге.
– Не собираюсь делать этого, – дочь энергично помотала головой. – Мы пересеклись еще вчера и провели вместе дивную ночь.
Надежда оставила мужчин, глянув в окно и обронив «это надолго»: на парковочной площадке остановился еще один автомобиль, из него вышли еще два человека в деловых костюмах. «Люди в черном», как из похоронного бюро.
Однако, вопреки ожиданиям Надежды, «пятиминутка» не вышла за свои временные рамки, и вот буквально летучий отряд в спешном порядке покинул резиденцию.
Дочь присоединилась к отцу в гостиной с чашкой кофе.
– Что это значит? – спросила она. – Что означает твоя кипучая деятельность? Я все пойму, если твоя передвижная бригада вернется с невестой для тебя. Я заметила, они настроены на похищение.
– Ты права.
Надежда снова подошла к окну. Просторная площадка и газон вокруг нее, стена деревьев – все это называлось «по-деревенски» двором, и двор этот долгое время виделся пустошью. Пара сторожевых собак, бегавшая без привязи, только подчеркивала одиночество хозяина этого огромного дома. Было чудовищно несправедливо, что старый генерал доживал в одиночестве в замке, никого не допуская к своей царской особе. Надежда больше смогла бы понять его поступок, решись он собраться в дом для престарелых. Старик, он и есть старик. Дорога длинная – что впереди, что позади, – но пересекает ее финишная лента – вот что обидно. Бежать бы да бежать, и видно куда, но...
Надежда знала его возраст. На сколько он выглядит? Когда как. Все зависело от настроения.
– Знаешь, па, меня долгое время не покидало ощущение, что много лет тому назад ты подхватил какую-то неизлечимую инфекцию. Какая-то болезнь гложет тебя изнутри. Скажи, по моей маме и своей жене ты тоскуешь?
– Наверное.