Хозяин дома переадресовал просьбу Жученко, щелкнув пальцами:
– Принеси. Список в папке верхнего ящика стола.
Пока того не было, генерал предложил гостю еще водки.
– Нет, мне хватит, – отказался Лугано.
Через пару минут он принял от Валерия Жученко лист бумаги. Первой в списке значилась работа Михеля Зиттова «Екатерина Арагонская». Вторая строчка – ожерелье из жемчуга эпохи Возрождения. Третья – люцерновые часы. И дальше по списку...
– Вы перепечатывали его?
Болотин подумал о том, что Лугано влез ему в голову.
– Да, – подтвердил он. – Перепечатывал десятки раз. Вот этими пальцами стучал по пишущей машинке. Особенно часто – последние годы. Вы можете назвать это болезнью. Я как будто видел картины и украшения и описывал их. Моя дочь недавно сказала мне: «Ты подхватил неизлечимую инфекцию». Что же, она оказалась права. Можно сказать, моя жизнь разрушилась, когда меня отправили в отставку; утешением мог бы стать «Восточный фонд». Я протянул к нему руки, но остался ни с чем. Мне трудно объяснить свое состояние. Я только грезил образом Екатериной Арагонской и ее жемчужными подвесками, и поражение от Директора было самым обидным в моей жизни. Я до сей поры не могу понять, почему проиграл...
У генерала была тайна – секретная комната, которую он приготовил для личной экспозиции предметов искусства...
Болотин мысленно перенесся на двадцать лет назад, но чувство сожаления о том, что в деле о «Восточном фонде» он не мог обойтись без посторонней помощи, осталось и в этом времени. Генерал был убежден в том, что политика, основанная на дружбе и преданности, обречена на провал, поэтому фундамент у нее другой: одна часть устрашения, две части компромата, три части бессовестной лжи. Все это тщательно замешивается и прочно застывает. На века. Если ему было нужно реализовать какое-нибудь грязное дело, исполнителей он поначалу выбирал методом «тыка»: «ты, ты и ты». Это до исполнения они чисты, а выполнив приказ, измажутся по уши. И становились частью системы. А дальше, спрашивая, мог ли конкретный человек поручиться за кого-либо, получал утвердительный ответ: «Ну конечно!» Взаимные обязательства каждого члена системы образовывали порочный круг, а система становилась самым закрытым органом.
И вот Болотин оказался во власти алчности. Его желания разрослись до степени неудержимости. Он не мог допустить, чтобы мировыми шедеврами, которым не было цены, любовался еще кто-нибудь, кроме него. С другой стороны, его жадность имела изъян: он очень хотел, чтобы весь мир знал, насколько он счастлив и богат, уникален. Генерал назвал это
Мартьянов, Егоров и Жученко на пути в Тунис, в шаге от «фонда», а он уже считал себя обладателем единственной в своем роде коллекции, каждая вещь которой была исключительной и неповторимой. Все ценители искусств в мире были уверены, что «Грааль», изготовленный Бенвенуто Челлини, безвозвратно утерян. Только один человек на Земле знал правду и при этом испытывал такую гордость, как если бы спас этот «Грааль» и другие ценности из огня, рискуя жизнью. Его право обладания этими вещами базировалось отчасти и на этой дутой гордости.
Представляя себе «Грааль», он отчетливо представлял и другое: как великий итальянский мастер кропотливо создает рисунок на поверхности чаши, и рисунок рождается лишь при помощи его острого глаза и золотых рук...
Золотые серьги с зернью в этрусском стиле работы Карло Джулиано. Он не мог представить их даже в самых изящных женских ушах; проколотые для серег, они казались ему опороченными. Этим серьгам не исполнилось и двухсот лет – по сравнению с некоторыми другими экспонатами они были юны. Ровесником этих сережек было колье, некогда принадлежавшее Марии-Антуанетте.
Он поднимает глаза и встречает строгий взгляд женщины – Екатерины Арагонской, первой жены английского короля Генриха Восьмого. Значимость этого портрета крылась в украшении на груди королевы: жемчужное ожерелье эпохи Возрождения. Болотин был влюблен в эту женщину, а лик ее для него стал святым. Декамерон и Галатея.
Этот портрет, будь он выставлен на аукционе, разорил бы самого богатого на Земле человека. Мысленно генерал водил Екатерину Арагонскую по музею, в котором не было ни одного экспоната, осторожно подводил к окнам, чтобы новый мир, как яркий свет для узника, не ослепил ее, не свел с ума. А вот современная улица, странные, непохожие на людей люди, ревущие и стремительные повозки. Ад, который со временем мог превратиться для этой женщины в рай...
– Вы перепечатывали список? – переспросил Лугано, с трудом дослушав генерала. На эту больную тему тот был готов говорить часами. – Где остальные листы? Вы дали мне только первый.
– Что?
– Это первый лист. Где остальные?
Волосы на голове генерала зашевелились.