– Знакомься, – проговорил Петрович. – Это…
– Слушай, Ромов, – прервал его Лобынов. – Я уже все знаю. Связался с Туркиным, и он мне все подробно объяснил. Значит, желаете пройти ускоренную подготовку? – Он поочередно оглядел троих.
Те дружно кивнули.
– А вот ты мне не нравишься. – Лобынов остановил взгляд на Яне. – Глаза звериные. Да и вы не сахар, – кивнул он Вячеславу и Руслану. Все трое засмеялись. – Но мне не детей с вами крестить. Завтра медкомиссия, а потом будем смотреть. Погоняю я вас, ребятишки, от души. И ты сразу похудеешь. – Он остановил взгляд на Вячеславе.
– Да уж каких только диет не пробовал, – не обиделся тот. – Но думаю, это не помешает.
– Ладно, – буркнул Лобынов. – После комиссии поговорим. – Он, не прощаясь повернулся и ушел.
– Жесткий мужик, – оценил Ян.
– Это точно, – кивнул Ромов. – Но мастер высшего пилотажа.
– Господи! – ахнула, открыв дверь, Надежда Павловна. – Сынок! Ты…
– Все нормально, мама… – Стоявший перед ней пьяный Павел попытался войти, но, пошатнувшись, ударился плечом о косяк.
– Пашенька, – мать подхватила его, – да что же это! – Она помогла ему войти.
Сын сел на полку для обуви.
– Кончился я, мама, – опустив голову, пробормотал он. – Я ведь только выделывался, когда говорил, что и без самолета проживу. Нет, заболел я небом…
– Так не пей! – воскликнула Надежда Павловна. – И все будет хорошо, допустят тебя к полетам.
– А не пить не могу. Понимаешь, люблю я Тоньку… и детей своих люблю. Не могу я без них. Не могу, и все.
– Вот и не пей! – сердито повторила мать. – Если б не пил, то жил бы да радовался.
– А из-за чего я пить-то начал?.. – Сын вздохнул. – Ты ж не знаешь, а говоришь. Тоня с другим встречается… – Он всхлипнул. – А я… не могу ничего. Понимаешь, мама, ничего не могу. Драться и то не умею. Ведь ты меня музыке учила, а папа, – он стал вытирать слезы, – во всем тебя слушался. Он хотел меня в секцию бокса отвести, а ты не дала… Мне говорят – твоя Тонька шлюха, а я стою и глазами хлопаю. И пить я начал только от бессилия. Жена – шлюха, все об этом знают, знаю и я, но ей даже сказать про это боюсь. Боюсь летать, боюсь, что ты меня выгонишь, боюсь, что останусь без денег, что с моим сыном и дочерью что-то случится. Всего боюсь…
Надежда Павловна, не зная, что сказать, вздохнула.
– Выпью, и все куда-то отступает, – продолжал сын. – Знаешь, я специально перед медицинской комиссией пиво пил… Однажды был рейс в Москву. И я понял, что, если не отдам управление, врежусь куда-нибудь. Перепугался страшно. Не того, что случится, а того, что с тобой и детьми будет. Что делать, не знаю.
Мать обняла его. Он, прижавшись к ее груди, громко заплакал.