Псы войны

22
18
20
22
24
26
28
30

На этот раз улыбнулся Гольберг.

— Занимаясь брокерством, я, Александр Васильевич, рисковал лишь деньгами, и притом своими. Самое большое, что могло произойти: я бы разорился. В вашей организации деньги ничего не значат или, вернее сказать, почти ничего не значат, и в случае оплошности — смерть. Поэтому я против глупого риска.

— Отлично, сынок. — Хотя это вырвалось из уст Логинова непроизвольно, но прозвучало вполне искренне. — Ладно, если ты, Давид, собираешься в будущем стать моим советником, то не мог бы ты мне сейчас порекомендовать парня на место Станислава Леонова? И если у тебя есть такой на примете, то объясни, почему именно он?

— По-моему, лучше Алика Джасанова на место руководителя астраханского «Волга — Касп» никого не найти. Во-первых, он неглуп, когда надо решителен (потачки никому не даст), во-вторых, прекрасно знает наше дело, в-третьих, он исполнителен и дисциплинирован, что обеспечивает его полное подчинение центру и никакого «кустарничества». И последнее, он не еврей, а это еще что-то значит, пока наш народ почему-то очень недоволен, когда им руководят иудеи. Уж лучше грузин, в крайнем случае чеченец.

— Возможно, ты прав, — согласился с предложением секретаря Логинов, потом, искоса посмотрев, спросил: — Ну, допустим, Алика я поставлю «капитаном», а Махмуда пошлю с ним, чтобы присматривал за сыном на первых порах. Ты, Давид, станешь советником. Что тогда?

— Тогда? — переспросил Гольберг, поправляя свои очки. — Тогда, босс, нам придется пересмотреть доктрину нашей организации…

— То есть? — не понял Логинов.

— До сих пор вы, босс, и ваш советник жили психологией ежа. То есть ощетинился иголками и грызешь свое яблочко, никому не мешая. Это уже устарело.

— Интересно, — хмыкнул Александр Васильевич, — а какова твоя психология?

— Моя психология — это психология агрессивной среды. Наша организация должна стать подобной извержению вулкана. Заливать всех магмой страха. Только так вы сможете стать «боссом боссов». Подчинить своей воле весь московский криминалитет, и не только его.

Глядя на этого щуплого очкарика, Александр Васильевич подумал: «А ведь он прав, несмотря на свою молодость. А я? Как же я упустил такую идею? Старею, несомненно, старею, черт меня возьми».

— Это, конечно, красиво звучит, — наконец произнес Логинов. — А где мы возьмем деньги? Для такой политики нужны деньги. После твоих грандиозных идей у меня в банке лежит не больше ста тысяч.

— А облигации Лондонского национального банка? — напомнил Гольберг. — Их всегда можно обменять, а там, насколько помню, приличная сумма, что-то около пяти миллионов.

— К черту, — взорвался Логинов, — мне эти облигации дают каждый год тридцать процентов надбавки.

— Я об этом и говорю, — поддакнул секретарь. — Состояние нашей организации оценивается в пятьдесят миллионов долларов. Но ведь это только начало. Огромные деньги вложены в Дальний Восток, они, кстати, себя еще не оправдали. Большие деньги внесены в развитие туризма в Танзании. Сколько? По-моему, два миллиона.

Александр Васильевич кивнул головой. Гольберг, сняв очки и близоруко щурясь, продолжал:

— Шесть миллионов у вас лежит в акциях «Тюменской нефти», которую еще пока только бурят. Десять миллионов сейчас вложили в электронную промышленность, и тоже пока безрезультатно, да?

Логинов снова кивнул.

— Вы уже, наверное, жалеете, что меня послушали, — сказал секретарь. — Но, босс, мы сейчас вступили в ту фазу, когда кто больше вложит, тот больше и получит. На сегодняшний день наши деньги все вложены. Ни завтра и ни послезавтра дохода наши вклады не принесут. Но через год, через два деньги потекут золотым дождем. Вот тогда мы сможем начать войну за первенство. А пока «Свой путь» имеет на два года хороший государственный подряд, налогообложение (так Гольберг называл рэкет) может прокормить наших парней и наших адвокатов. К тому же в скором будущем наш центрально-дальневосточный синдикат начнет работать с новой силой, а это тоже немалые деньги.

— Кстати, о наших «комсомольских» партнерах, — вдруг вспомнил босс. — Не думаешь ли ты, Давид, что через пару лет дальневосточные братья, окрепнув на московской земле, создадут для нас самих угрозу?